Пришлось снова держать совет. В подобных обстоятельствах оставалось разве что такое решение: бросить фургон, забрать с собой столько продуктов и боеприпасов, сколько можно унести, и продолжать путь верхом. При благоприятных обстоятельствах, возможно, удалось бы в скором времени сторговаться с каким-нибудь кафрским вождем насчет новой бычьей упряжки в обмен на ружье или патроны. Что касается Ли, то он мог взять себе лошадь Джеймса Хилтона, у которой больше не было хозяина.
Путешественники принялись рубить колючие ветки и накрывать ими фургон, чтобы замаскировать его под кустарник. Затем каждый нагрузился одеждой, консервами и боеприпасами — всем, что только можно было засунуть в карманы и мешок. Китайцу, к его великому огорчению, пришлось отказаться от мысли взять с собой красный ящик, который оказался слишком тяжел; но, несмотря ни на какие уговоры, он так и не бросил веревки, которой, вместо пояса, обмотался под халатом.
Закончив с этими приготовлениями и бросив последний взгляд на долину, где произошли столь трагические события, трое всадников вновь устремились вверх по дороге. Эта дорога, как и все прочие в этом краю, была попросту тропой, протоптанной дикими зверями, которые, пробираясь к водопою, всегда выбирают кратчайший путь.
Уже перевалило за полдень, но, невзирая на палящее солнце, Сиприен, Аннибал Панталаччи и Ли, не замедляя шага, продолжали свой путь до самой темноты. Вечером, встав лагерем в глубоком ущелье под прикрытием высокой скалы, вокруг доброго костра из сухих дров, они пришли к выводу, что при всем при том потеря фургона дело поправимое.
Так двигались они еще два дня, не допуская сомнений, что идут по следам разыскиваемого беглеца. И на самом деле, к вечеру второго дня, перед самым заходом солнца, когда они неторопливо приближались к купе деревьев, под которыми собирались провести ночь, Ли вдруг издал гортанный возглас.
— Хуг! — вскрикнул он, указывая пальцем на маленькую черную точку, двигавшуюся у горизонта в последних сумеречных бликах.
Сиприен и Аннибал Панталаччи мгновенно устремили взгляд в направлении, куда показывал палец китайца.
— Путешественник! — воскликнул неаполитанец.
— Это Матакит собственной персоной! — подхватил Сиприен, поспешивший поднести к глазам свой лорнет.— Я явственно различаю его коляску и страуса!.. Это он!
И он передал лорнет Панталаччи, который мог воочию убедиться в достоверности факта.
— На каком он, по-вашему, расстоянии от нас в данный момент? — спросил Сиприен.
— Самое малое в семи или восьми милях,— ответил неаполитанец.
— Стало быть, следует оставить надежду настичь его сегодня, до остановки на ночлег?
— Разумеется,— отвечал Аннибал Панталаччи.— Через полчаса наступит глухая ночь, в его сторону уже нельзя будет и шагу ступить!
— Аадно! Завтра мы непременно настигнем его, если выедем пораньше!
— Я точно такого же мнения!
К этому времени всадники подъехали к группе пальмовых деревьев и спешились. Согласно заведенному обычаю, они сначала занялись лошадьми, которых сперва обтерли соломенным жгутом, заботливо почистили и только потом, привязав к колышкам, пустили пастись. Тем временем китаец разжег костер. Пока шли эти приготовления, спустилась ночь. Этим вечером ужин был, пожалуй, чуть повеселее, чем все три предыдущих дня. Однако, наскоро с ним покончив, путешественники сразу же, завернувшись в одеяла возле костра с запасенным на всю ночь топливом и подложив под голову седла, приготовились отойти ко сну. Было очень важно встать на заре пораньше, чтобы одним духом покрыть дневной переход и настичь Матакита.
Сиприен и китаец погрузились в глубокий сон.
Неаполитанец не спал. Три часа он ворочался под одеялом, словно человек, которому не дает покоя какая-то навязчивая мысль. Преступное искушение снова завладевало им.
Наконец он бесшумно поднялся, подошел к коням и оседлал своего; затем, отвязав Темплара и лошадь китайца, он на длинном поводе повел их за собой. Низкорослая трава, сплошным ковром выстилавшая землю, заглушала шум копыт троих животных, которые, после внезапного пробуждения, с тупой покорностью повиновались человеку. Аннибал Панталаччи отвел их в глубь долины, привязал там к дереву и вернулся в лагерь. Ни один из спавших так и не пошевелился.