Земля забытого бога

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты прелестна, Настя, ты замечательная и неповторимая, ты просто ангел и демон одновременно, в тебе столько страсти и нежности, – Станислав Николаевич усиливал нажим, подбирая самые нужные слова, понимая, что Панина не устоит.

Так и случилось: Анастасия Валерьевна развернулась, глаза ее горели огнем, она повисла на шее Садомского, шепча ему на ухо:

– Да, я не могу без тебя, Стасик, только ты, ты один нужен мне всегда, вечно. Будь моим, я прошу тебя, будь со мной столько, сколько сможешь. Хотя бы сколько сможешь.

Станислав Николаевич чуть не задохнулся от объятий, но поддержал романтический настрой Паниной ради дела, ответив:

– Да, Настя, я буду с тобой.

– Тогда сегодня у меня в восемь! Я буду ждать!

Садомский поморщился, но кивнул. Заодно спросил, может ли он забрать книгу. Панина вынесла ее, вручив Станиславу Николаевичу, подмигнула и вихрем умчалась на очередную пару к студентам. Вопрос Садомского остался неозвученным.

Вернувшись к себе, Станислав Николаевич долго рассматривал последние страницы старой книги. Действительно, часть текста была написана красными чернилами, чуть обсыпавшимися от времени, похожими на кровь, но и так достаточно неразборчивый почерк писца восемнадцатого века к концу книги был совершенно нечитабелен. Садомский в сердцах захлопнул книгу и принялся ждать вечера, необходимой Анастасии романтики любви и ответа уже после всего на свой очень важный вопрос.

И уже лежа в постели Анастасии Валерьевны, уже расслабившись и отойдя от ее настойчивых ласк, Станислав Николаевич, наконец, выбрал время для выяснения причины своего появления в этой постели.

– Настя, скажи, а ты точно перевела книгу?

– Какую книгу? Ах да, ту, твою. Ну как сказать, милый мой Стасик, точность перевода, точнее, адаптация к современному русскому языку не совсем необходимая вещь для филолога. Это же не история. Конечно, кое-где приукрасила, использовала гиперболы, метафоры, ретардации и вообще уходила от рассказа от первого лица. Иначе вышла бы дурная вещь. Типа: «Не лепо ли ны бяшет, братие, начати старыми словесы трудных повестий». Так хочу уверить тебя – не лепо это. Поэтому перевод неточен. А что это тебя так волнует? Не нравится? И может, ты из-за этого затащил меня в постель? Чтобы задать этот глупый вопрос? – Панина привстала на локте, обнажив красивую грудь.

Станислав Николаевич всё отрицал, вовсе не из-за этого, а по любви. Хотя в душе смеялся: уж он-то точно её в постель не тащил.

– Настя, ну что ты говоришь, ты так соблазнительна, что я просто не мог устоять перед твоими чарами. Но у меня работа, понимаешь. А ты выполнила часть этой работы, сейчас надо писать отчет, а я многое не понимаю.

– Хорошо, – удовлетворенно пробормотала Анастасия Валерьевна, укладываясь ему на плечо, – что тебе непонятно?

– Вот в книге говорится о золотой пластине, что была у автора, как его, Михаила.

– Да, о пластине там написано, я отразила эту часть достаточно точно.

– А в конце книги, где написано совершенно неразборчиво, я не смог прочесть, а ты вот разобрала, там у тебя говорится, что пластина выпала из рук умирающего автора и провалилась в щель в полу помещения. Мне ясно, что умирающий человек не мог такое написать, соответственно, предположив, что это твой художественный вымысел, я хочу понять, что же написано в реальности?

Панина рассмеялась, обняв Садомского еще крепче.

– Стасик, ну да, это я выдумала, это же синкопа, усиление трагичности момента и ожидание продолжения повествования. Так вкуснее.

– Я понял, а что же там в действительности?