Робинзоны космоса

– И вы начнете с того, что попытаетесь завоевать весь континент?

– Боже упаси! Старый китайский метод, культурный империализм, – вот что нам нужно! Но придется потрудиться. – Тераи вздохнул. – Понадобится не десять лет карантина, а двести или триста! Если бы только нас оставили в покое! Но едва карантин снимут… Впрочем, посмотрим. Ну а вы что будете делать?

– Вероятно, вернусь в Звездную гвардию. Не очень увлекательно, но, как говорят американцы, это единственное развлечение в городе. Буду навещать вас время от времени, и если вам понадобится помощь…

– Спасибо, буду об этом помнить. Пойду позвоню Стелле, сообщу ей добрую весть. А вы займитесь, пожалуйста, восстановлением освещения улиц, если не трудно.

Он попробовал связаться со Стеллой, но на другом конце никто не отвечал. Охваченный безотчетной тревогой, Тераи выбежал из здания и под проливным дождем бросился к своему дому.

Стелла нетерпеливо ждала, сидя в бронированном подвале. Жозеф, охранник, которого оставил с ней Тераи, держался у входа и время от времени сообщал ей новости о битве, которые узнавал у проходивших мимо бойцов. Самой ей – вежливо, но твердо – он выходить запретил.

– Подождите здесь, мисс. Наверху слишком опасно, и, если с вами что-то случится, Тераи живьем меня освежует! Снаряды вокруг так и рвутся!

Дважды звонил Тераи, бросал несколько обнадеживающих коротких слов и вешал трубку. Затем телефон умолк на несколько часов. Уже потеряв терпение, она попыталась дозвониться до Тераи сама, но все было тщетно. Он не оставался подолгу на одном и том же месте, и дежурный у телефона не знал, где его искать. Стелла принялась листать книги, но поняла, что читать не может. Еще более мощный взрыв сотряс дом, и она услышала над головой шум обвала. Она бросилась к лестнице, позвала Жозефа, но никто не ответил.

Снаряд разорвался на втором этаже, и обломки загромождали коридор. Жозеф лежал на пороге с пробитой головой. Стелла на мгновение замерла в нерешительности, прислушиваясь: все было тихо, стрельба прекратилась. Она снова спустилась в подвал, попыталась еще раз дозвониться до Тераи. Теперь на том конце провода вообще никого не было. И тогда, потеряв голову от беспокойства, она взяла с оружейной полки пистолет-автомат, проверила магазин и вышла.

Удар отбросил ее назад. Ощутив острую боль, она посмотрела непонимающим взглядом на длинное оперение стрелы, вонзившейся под левую грудь, и рухнула на землю. Она успела увидеть ухмылку склонившегося над ней Ээнко, но затем провалилась во мрак.

Здесь, на пороге своего дома, и нашел ее через несколько минут Тераи. Она лежала скорчившись, лицом к небу; редкие капли дождя медленно текли по ее щекам, будто слезы.

Эпилог

Армия возвращалась в страну ихамбэ: длинная вереница людей и повозок с оружием, припасами и добычей, с женщинами и детьми изыскателей, рабочих и нескольких инженеров, которые предпочли остаться на Эльдорадо, пока не кончится каратин. Конвой огромной гусеницей извивался между рощицами, иногда исчезая в высокой траве; то тут, то там вырастал высокий силуэт навьюченного, недовольно трубящего биштара. Тераи шагал впереди, ничего не замечая, в суровом молчании, прерывая его при необходимости одними лишь короткими резкими приказами. Он шел, внутренне неподвижный – с тех самых пор, как Стелла упокоилась в золотом гробу, на вершине холма, нависавшего над Порт-Металлом, рядом с могилой Лео. Люди и бульдозеры работали целыми днями, принося камни, утрамбовывая землю, и теперь оба лежали под огромным курганом, неизмеримо более высоким, чем те, которые во мраке забытых времен Земли варварские племена насыпали над погребениями своих вождей.

Тераи шел, глухой ко всему, что его окружало. Сильвер и Фландри навестили его перед отлетом, о чем-то говорили с ним, но он уже не помнил о чем. Был объявлен карантин, ММБ проиграло войну… Теперь ему было все безразлично, даже жажда возмездия уснула в нем на какое-то время. Ничто его не подгоняло. Позднее, когда вернутся силы, он выследит Ээнко и его воинов, – позднее. Они поставили себя вне закона, нарушив законы Око Сакуру, и теперь не найдут поддержки на этой планете, будут изгоняться отовсюду, словно собаки, своими же соплеменниками, пока он, Тераи, не найдет их и не убьет. Он шел. Боль жила глубоко внутри – глухая, отупляющая. Позднее, возможно, он даже поплачет. Позднее он снова сможет ненавидеть, что-то планировать, заботиться о будущем этой планеты, которая стала ему противна, но которую он был не вправе оставить. Позднее он сможет вернуться к жизни, возможно, даже смеяться.

Армия пересекла лес и углубилась в саванну. Под тяжелым небом уходящей осени, прикрытая облаками, которые неотступно преследовал ветер, та простиралась до бесконечности, рыжеватая и прекрасная. Набежавшие с горизонта тучи обрушили на землю дождь. Тераи не видел их, не чувствовал хлеставших по лицу капель. Он шел.

Лаэле… Лео… Стелла… Что ему до всего остального? Лаэле, дикарка чужого мира, бывшая для него воплощением всей нежности жизни. Лео, неподкупный и надежный товарищ. И наконец, Стелла, обретенная слишком поздно и слишком быстро утраченная, Стелла, которая была одной с ним крови и могла бы стать матерью его детей. Все погибли, всех унесла кровавая буря, которую он сам и вызвал… Уж не ошибся ли он? Стоило ли Эльдорадо всего этого? Тераи уже не знал. Он вспоминал все свои промашки и тактические просчеты. Ему следовало лучше охранять Стеллу, он не должен был недооценивать фанатичную ненависть Ээнко. Он должен был… К чему теперь это? Что сделано, то сделано, он наказан за то, что восстал против целой планеты, что счел себя способным спасти целый мир. И вот теперь он идет один, в окружении своих спутников, хранящих глубокое молчание, наполовину из уважения к его скорби, наполовину из страха перед его неистовыми вспышками гнева. Один. И останется таким до самой смерти. Один, без Лаэле, без Лео, без Стеллы. Без Ээнко. Он обернулся. Армия продвигалась беспорядочным строем; не хватало пушки – вероятно, увязшей в грязи при переходе реки вброд. Он пришел в ярость. Шеренги сомкнулись, отстающие прибавили шагу. Устало махнув рукой, он снова погрузился в себя.

Однажды вечером он испытал новый удар. Армия случайно остановилась на ночлег в том месте, где они бросили свои вещи, уходя от умбуру. Затоптанные копытами животных, мокрые, грязные и уже наполовину истлевшие, на земле валялись клочки одежды Стеллы. Он наклонился, благоговейно собрал их, развел большой костер и сжег. И ему показалось, словно что-то оборвалось в нем, словно он во второй раз похоронил Стеллу и свое прошлое.

Пробегали дни. Боль не утихала, но становилась все более и более глухой. Постепенно Тераи снова начал воспринимать окружающий мир таким, каков он есть. И когда они дошли до берегов Ируандики и стали собирать лодки, на которых можно было бы доплыть до Кинтана, он заметил девушку с тяжелыми русыми косами, полоскавшую в реке белье.

– Как тебя зовут?

– Сигрид Нильсен, месье Лапрад.