Мир приключений, 1925 № 04 ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Но унес ли?..

II.

Коллинэ сидел в кабинете у главного врача больницы.

— Это великий изобретатель! — говорил он врачу: — Странный чудак, почти маниак, но гениальная личность. Представьте, что он завещал мне формулу своего открытия, но не успел договорить до конца. А открытие это такого рода, что произведет настоящий переворот в общественной жизни. Поймите мое отчаяние, доктор! Я прибегаю к вашему искусству, таланту, к вашему собственному гению… Оживите его!

Доктор задумался. Это был известный физиолог, знаменитый своими опытами над оживлением мертвых органов. Он заставлял жить отрубленные пальцы, мертвые сердца, желудки. Он помещал в особый физиологический раствор сердце, желудок и мозг мертвой собаки, соединенные стеклянными и резиновыми трубками, и эта неживая «теоретическая собака» жила растительной жизнью: мозг ее пульсировал, сердце билось, желудок переваривал пищу.

— Оживите его, доктор, — продолжал Коллинэ — Это будет величайший, беспримерный опыт… Пусть он будет жить еще хотя бы несколько минут, чтобы возобновилась деятельность мозга. Может быть, он хотя бы и бессознательно закончит то, что начал говорить и не закончил!

— У него есть родные? — спросил физиолог.

— Никого.

— Хорошо. Я распоряжусь, чтобы его отнесли в препаровочную.

В тот же день смертные останки Патюрэна были перенесены в отдельный павильон во дворе больницы. В этом павильоне доктор производил свои замечательные опыты. Коллинэ добился у него разрешения принести сюда-же аппараты Патюрэна, чтобы здесь же на месте начать свои опыты… Доктор, заинтересованный конденсированием солнца, охотно согласился на это. Ему самому хотелось посмотреть на удивительное изобретение.

Полиция, опечатавшая жалкое имущество бедняка-изобретателя, не воспрепятствовала Коллинэ забрать лабораторию Патюрэна и небольшой латунный прибор с валиком и приемником, который должен был воспринимать и сохранять тепловую солнечную энергию. У Патюрэна не было ни одного близкого человека. Никто не заявлял претензий на это имущество, а кроме того авторитет знаменитого врача, именем которого Коллинэ не замедлил прикрыться, также оказал свое влияние.

И уже через два— три часа после смерти Патюрэна физиолог приступил к своей удивительной работе.

Он отпрепарировал голову умершего, вынул его сердце, легкие, и, поместив их в стеклянный ящик, наполненный особым физиологическим раствором, соединил эти части тела Патюрэна сложной системой трубок, напоминавшей и игравшей роль аппарата кровообращения. Мертвенно бледное лицо Патюрэна с закрытыми, обведенными синевой глазами, возвышалось над уровнем жидкости. Оно казалось страшной маской, брошенной в воду и плавающей на ее поверхности.

Доктор открыл одну из трубок и ввел в сердце раствор, заменяющий кровь. И к удивлению, почти к ужасу Коллинэ, сердце стало биться, легкие сжимались и расправлялись. Странный препарат, сделанный из останков Патюрэна, этот «теоретический человек», состоявший только из Сердца, легких и головы, ожил.

Но это не было настоящей жизнью. И в то же время это не было уже смертью.

— Опыт, кажется, удался! — промолвил физиолог с улыбкой: — Но что с вами?

Коллинэ едва стоял на ногах. Он с трудом дышал и не отрывал расширившихся зрачков от страшного видения: мертвое лицо теоретического человека ожило: по нему пробежала судорога. Глаза приоткрылись, и тяжелый неподвижный взгляд их остановился на Коллинэ. Коллинэ вскрикнул и отвернулся.

— Неужели вы боитесь? — усмехнулся доктор: — Какой вы нервный. Понюхайте эфира!

И он поднес к лицу Коллинэ баночку с летучей жидкостью. Коллинэ стало легче. Поборов свое волнение и страх, он нагнулся над стеклянным ящиком и стал ждать…

Ждать не пришлось слишком долго. Доктор усилил концентрацию раствора, сделал какие-то изменения в системе трубок — и вдруг мертвые губы зашевелились, и из них вырвался свистящий звук человеческого голоса.

…Мертвое лицо «теоретического человека» ожило и он заговорил…

Мозг Патюрэна, очевидно, начал работать. И, очевидно, в нем продолжалась та же работа, которую прервала смерть. Коллинэ затаил дыхание и сжимал в руке записную книжку.