Протяжный, жалобный вой раздался в ночи.
— Опять эта собака воет, чтоб она взбесилась! — выругался Мардаре.
— А говорят, что собаки воют только на луну. Но сегодня и ночь безлунная, а этот проклятый пес всё воет и воет.
Охваченный мрачным предчувствием, Уля неожиданно, не сказав ни слова, повернулся и выбежал во двор.
Оставшиеся в комнате недоуменно посмотрели друг на друга.
— Куда он сорвался, этот сумасшедший? — спросил Бурлаку.
— А черт его знает! — ответил Барбу Василе, поворачиваясь лицом к стене.
Уля Михай тем временем выбежал во двор. Собака опять подскочила к нему и снова принялась жалобно подвывать, хватать его зубами за полу шинели.
— Да, да, псина, иду. Кажется, теперь я понимаю, чего ты хотел от меня. Давай, давай веди меня туда…
Собака побежала впереди, непрерывно потявкивая. Уля зажег фонарь и пошел за собакой, которая исчезла в саду. Оттуда послышался ее лай. В ничем не тронутой тишине ночи, в угольной темноте, тоскливый вой разносился далеко по деревне, словно весть о приближающейся беде.
Уля побежал в глубь сада. У подножья молодой черешни он наткнулся на тело Томеску. Тот лежал на спине, широко раскинув руки и ноги. Лицо его было искажено, словно он испытывал острую боль. Тонкая струйка крови медленно стекала из левого угла рта.
— Мертв! — прошептал Уля, заскрежетав зубами от острого чувства ненависти, которое владело им в эту минуту.
Машинально притронулся он ко лбу Томеску. Холодный? Да, но это еще не был ужасающий холод, каким замораживает смерть тело человека. Жизнь, едва-едва теплившаяся в нем, отказывалась угасать. Лихорадочным движением Уля расстегнул его китель и приложил ухо к сердцу. Слабыми, едва ощутимыми ударами сердце еще продолжало биться.
Томеску был жив.
Вне себя от радости, Уля поднял на руки его тело, тяжелое, как тело покойника, и пошел с ним к дому.
Собака, бежавшая впереди него, выла, лаяла, визжала, словно радуясь вместе с ним.
Уля толкнул дверь ногой и вошел в дом. Увидев его с Томеску на руках, шифровальщики словно окаменели.
Уля Михай подошел к столу, на котором поджав ноги, сидел Бурлаку, от волнения не сообразивший, что надо освободить место.
— Сойди! — крикнул Уля с ненавистью.
Окрик вернул Бурлаку к действительности. Соскочив со стола, он принялся помогать Уле укладывать раненого. После того как Томеску уложили, Уля, обессиленный, свалился на стул. На одну секунду ему показалось, что он теряет сознание. Остальные, одеревенев от страха и нервного потрясения, смотрели издали, не смея подойти.
ebooksa