Все вопросы, заданные самому себе, он обсуждал с Флорином не только как с другом, но и как с членом Рабочей комиссии ЦК КПГ, занимавшейся с февраля 1944 года обсуждением политических основ борьбы за свержение гитлеровского режима и создание новой Германии. Флорин был прекрасным слушателем и советчиком, от него как бы исходила уверенность. «До тех пор, пока ты будешь жить в ладу со своей совестью, — говорил он, — ты останешься таким же хорошим революционером, как и был». Он дал всем троим товарищам, сидевшим у его постели, несколько советов. Один из них он повторяя особенно часто, потому что все мысли Флорина почти всегда были с рабочими, в Германии. «Никогда не говорите высокопарным, недоступным для простых людей языком. Если вы хотите привлечь на свою сторону в борьбе против Гитлера колеблющихся, озлобленных и потерявших мужество людей, говорите с ними их языком, языком простого народа. — И, помолчав, добавил: — Если бы я мог, я бы пошел с вами».
И вот этого человека, бывшего лишь немногим старше Андре, больше нет. Скончался пламенный борец, который был способен увлечь за собой тысячи людей. Невозможно свыкнуться с этим!
По кладбищу пробежал легкий летний ветерок. Запахло свежей землей. Чтобы совладать со своим подавленным настроением, Андре повернулся к своим товарищам, с которыми его связывало новое задание.
Слева от него стоял Макс, назначенный в его отряд радистом. Он высоко и прямо держал свою светловолосую голову, блестящие глаза его внимательно следили за траурной процессией. Андре догадывался, кого он высматривал. Скорее всего, Макс искал среди присутствующих Эриха Вайнерта и Иоганнеса Бехера. Макс был восторженным почитателем таланта всех прогрессивных поэтов и прекрасным для своих лет знатоком литературы. Он одинаково хорошо знал немецкую, русскую и французскую литературу. С такой же легкостью, с какой воспринимал печатное слово, он усваивал и математику. И хотя Макс строго придерживался правила молчания, рекомендованного каждому из них в связи с их будущим заданием, о нем Андре знал больше, чем об остальных.
Весной они вместе ездили по лагерям для военнопленных, собирали сведения о настроении пленных немецких солдат и офицеров, пытались как можно больше узнать о положении в Германии и таким образом в какой-то степени подготовить себя к действиям за линией фронта. Пленные не разобрались в Максе: одни принимали его за советского офицера, другие — за немецкого ученого, хотя и для офицера и для ученого он был слишком молод.
Из многочисленных разговоров во время этой поездки Андре узнал кое-что о прошлой жизни своего радиста. Макс родился в Гамбурге, жил в Москве, Берлине, Париже, потом снова в Москве. Такую насыщенную частыми переездами жизнь могла вести только семья партийного работника. Из стычки между Максом и твердолобым фельдфебелем, который и в плену слепо верил в Гитлера и называл предателями всех немецких патриотов, Андре узнал, что его молодой товарищ в день нападения фашистов на СССР, 22 июня 1941 года, добровольно перешел на сторону Красной Армии. Однако на фронт его не послали, а отправили учиться. И теперь, овладев профессией радиста, став парашютистом и стрелком, он был готов выдержать любой экзамен.
«Он баловень природы, — думал о нем Андре. — Какая редкая одаренность! Может быть, со временем он станет поэтом или известным физиком, у него для этого есть все данные. Но до этого еще необходимо сокрушить фашизм. А до тех пор… как мы будем ладить друг с другом?»
С точки зрения Андре, который годился парню в отцы, у того был несколько тяжелый характер. Он был чересчур интеллигентен и просто не мог себе представить, почему другие так мучаются, стараясь овладеть знаниями и навыками. Сам он для себя искал новые, более трудные задания, а простые вопросы решал буквально с ходу. Однако в тылу врага принятие поспешных решений могло повлечь за собой тяжелые последствия. Андре внимательно всматривался в черты лица своего радиста, будто они могли помочь ему понять, как тот станет действовать в будущем. Природа не поскупилась и на внешность Макса. У него был высокий лоб, красиво очерченный рот, даже несколько крупноватый нос не портил общего впечатления.
— Ну что ты на меня так смотришь? Что-нибудь не в порядке? — обернулся Макс, почувствовав взгляд Андре. — Ты не видишь, там не генерал Зейдлиц?
— Не знаю, — ответил ему Андре, неохотно отвлекаясь от своих мыслей. — Может, и он. Он был хорошо знаком с Флорином по Национальному комитету.
Макс недоуменно пожал плечами:
— Я бы так не смог. В этой форме, да еще с целой гирляндой нацистских орденов на груди, находиться среди советских товарищей!
— Во всяком случае, у него есть характер, — послышался чей-то уверенный голос. — Человек признает свои заблуждения, а это означает, что он не трус. — Голос этот принадлежал Эрнсту, который стоял позади и слышал их разговор.
Эрнст был родом из Фогтланда, и потому иногда в его речи проскальзывали диалектные выражения. Это был мужчина лет тридцати пяти, не очень широкий в кости, подвижный. Его скорее можно было принять за учителя, чем за слесаря по ремонту машин. Андре познакомился с ним в Московском бюро КПГ, где тот работал, чтобы с пользой провести время, оставшееся до отъезда на задание. Кроме того, он обрабатывал сведения о комитете «Свободная Германия», поступавшие из западных стран, и писал пропагандистские листовки. Андре понравилось, что Эрнст политически прекрасно подкован. Поэтому, когда Андре в следующий раз отправился навестить Флорина, он охотно взял нового знакомого с собой.
Кроме того, Андре надеялся таким образом быстрее и ближе сойтись с боевым товарищем, вместе с которым ему предстояло работать в недалеком будущем. Но сделать это оказалось не так просто. Эрнст принадлежал к числу людей, которые привыкли сами преодолевать возникавшие перед ними трудности. Он никогда не показывал своих чувств и, как казалось, всегда был настроен ровно. Если другие над чем-нибудь громко хохотали, то он едва растягивал в улыбке узкие губы. И только серые внимательные глаза выдавали его возбуждение. О нем Андре знал, что в 1931 году он с тремя молодыми товарищами переплыл на лодке Балтийское море, чтобы попасть в Ленинград. В Ленинграде он и остался работать. За это время в Германии установилась фашистская диктатура. Эрнст остался в Советском Союзе, получил специальность, стал мастером на заводе тяжелого машиностроения «Уралмаш», позже руководил сборкой машин на металлургическом заводе в Нижнем Тагиле. По вечерам он учился в университете марксизма-ленинизма. Он никогда не боялся ответственности. Главными положительными чертами его характера Андре считал храбрость, ум и настойчивость.
Настойчивым и мужественным был и Вилли, четвертый член этой небольшой группы, человек совершенно иного склада: веселый и общительный, склонный делиться своими мыслями и чувствами с товарищами. Ровесник века, он успел накопить богатый жизненный опыт. Для того чтобы описать все, что пришлось ему пережить, не хватило бы этой книги.
Вилли родился в Лаузице, в семье рабочего-стеклодува, все дети которого рано начинали принимать участие в политической жизни и борьбе. Он занимал разные посты, работал, в том числе и в районном партийном руководстве КПГ. От расправы нацистов его спасло то, что он успел с партийным поручением выехать в Венгрию. В 1936 году он эмигрировал в Советский Союз и здесь имел возможность окончить военную академию. Отсюда он отправился в республиканскую Испанию. В батальоне «Эдгар Андре» он командовал ротой, насчитывавшей 150 бойцов-интернационалистов с тринадцатью пулеметами на всех. После поражения республики он попал во французский лагерь для интернированных. Выйдя из лагеря, он смог получить советское подданство. Он вернулся в Москву и несколько лет работал в бюро партии в тесном сотрудничестве с Вильгельмом Флорином.
Андре считал, что безвременная смерть Флорина должна бы глубоко потрясти его товарища, и оглядывался по сторонам, отыскивая глазами Вилли, но нигде не находил его. Только теперь до сознания Андре дошло, что они здесь находятся вчетвером. До сих пор он не думал об этом, погруженный в свои мысли. Он придвинулся на полшага к Фрицу, радисту.
— Ты не знаешь, почему здесь нет Вилли?
Тот покачал головой:
ebooksa