Пока солдаты находились в лесу, они шепотом переговаривались о том, что произойдет «У родника», где, как они видели, строился шалаш. Шалаш этот находился в стороне от их лагеря, и они исчерпали уже все предположения, гадая о его назначении. Лейтенанта Виора и самого разбирало любопытство. Но он все же напомнил своим людям, что на войне надо отвыкать совать свой нос в чужие дела. После этого разговоры затихли сами собой. По дороге время от времени проезжали группами открытые машины повышенной проходимости.
В это время обер-фельдфебель Стржала и его люди образовали внутреннее оградительное кольцо вокруг площадки для высадки десанта. На поляну люди лейтенанта Зигмунда натащили хворосту на четыре большие кучи да сосновых чурок и приготовили канистры с бензином. В этом им помогали советские разведчики из отряда Невойта.
Невойт появился после полудня вместе со своим заместителем Куприяновым и радисткой. Они остановились на краю поляны, где находился Ганич с офицерами штаба. Погода стояла безветренная. Тихо моросил мелкий дождь. Анатолий Невойт сдвинул фуражку на затылок и оглядел низко нависшие тучи.
— Чудесная погода, — заметил он, — темно, как в мешке.
— Что-то уж больно тихо, — ответил Ганич. — Мы, конечно, услышим гудение самолета, но ведь фашисты тоже не глухие.
Группа Зигмунда закончила раскладывать сигнальные костры. Лейтенант собрал своих людей, чтобы дать им последние указания. Пока они занимались своим делом, кто-то пустил слух, что капитану Анатолию сбросят с воздуха столько оружия, что он сможет раздать его всем. Прежде всего это будут пулеметы, так как большинство сейчас вооружено только винтовками.
Группу будоражили события последних дней. Все стали невольными свидетелями того, как ворвавшиеся в близлежащую деревню жандармы и полицейские, не застав там партизан, часть жителей перебили, а другую часть угнали неизвестно куда. Вот почему партизаны горели желанием поскорее рассчитаться с негодяями в бою.
Молодой солдат Шпинко, родом из Ченстоховы, рассказал, что почти вся его родня погибла на войне или была расстреляна гитлеровцами. Разумеется, он не мог забыть этого. На бледном лице юноши, казавшемся в сумерках просто светлым пятном, гневным возбуждением горели глаза.
Зигмунд попросил тишины.
— Я повторяю: пароль — слово «тринадцать». Тот из вас, кто первым увидит кого-нибудь из прибывших, окликнет его, назвав, например, цифру «восемь» или «десять». В ответ он должен услышать недостающее до тринадцати число «пять» или «три». В первую очередь подберем людей, окажем им необходимую помощь и доставим к комбату. Снаряжение и вещи будем подбирать потом. Вопросы есть?
Все молчали. Лейтенанту хотелось внимательно вглядеться в их лица, прежде чем говорить дальше, но темнота мешала сделать это.
— Прошу обратить особое внимание еще вот на что. Может случиться, что кто-то из парашютистов заговорит с вами не по-русски, а на немецком языке. Пусть это вас не удивляет. Все равно это наши люди. Чтобы потом не было никаких недоразумений. Ясно?
Снова ответом было молчание. Но теперь оно сделалось каким-то гнетущим. Совсем рядом с Зигмундом кто-то тяжело вздохнул. Это был молодой партизан, только что так горячо говоривший.
— Ты понял, Шпинко? — спросил его лейтенант.
Но солдат словно забыл, что перед ним его ротный командир.
— Немцы?! — крикнул он фальцетом, и голос его сорвался от волнения. — Что, ребята, подождем, пока они спустятся на землю, или перебьем их прямо в воздухе?
Лейтенант Зигмунд отодвинул одного из бойцов в сторону, схватил солдата за гимнастерку и железной рукой притянул его к себе.
— Еще одно подобное слово, — проговорил он прямо в сверкающие глаза бойца, — и я вышвырну тебя из отряда. И вышвырну с позором! Ты что же думаешь, капитан Анатоль пригласил к нам фашистов? И среди немцев есть порядочные люди, намотай это себе на ус!
С этими словами он отпустил Шпинко. Тот больше не сказал ни слова, наверное, не осмелился. У лейтенанта было такое чувство, что солдат просто подчиняется приказу, но далеко не убежден в правоте командира. Да и вся группа, казалось, ждала какого-то объяснения. Однако для этого не оставалось времени. Лейтенант строго выполнял приказ, согласно которому разрешалось известить группу о задании только перед самым началом операции. Однако сложившаяся ситуация ему чем-то не нравилась. Лейтенант сам еще был очень молод. Командирский опыт у него был небольшой, приобрел он его в бою, где всегда ясно: тут враги, а тут свои. И он сердился сейчас на Ганича, который в противоположность ему был всегда так внимателен к мелочам. К тому же в глубине души он понимал озлобленность и недоумение солдата. И все-таки он, как командир, не имел права выставить его или кого-то другого в охранение, пока у бойцов не будет полной ясности.
— Могу вам сказать, — вырвалось у него, — что эти парашютисты-немцы отправляются дальше в Германию, чтобы свернуть Гитлеру шею. Вот кто они такие! — Он глубоко вдохнул воздух и добавил: — И чтобы никто из вас не проронил об этом ни слова! Даже между собой. Говорить об этом строжайше запрещено.
ebooksa