Венгерская вода

В прошлом году ходили в большой поход на сербов. Не в добрый час. Не сербские мечи, выкосила венгерское войско, а царица-чума. Едва ноги унесли. Даже королевский брат, который войско вёл, смертной участи не убежал. С Венецией сцепились не на шутку. Благо те завязли в войне с Генуей. Однако самый сладкий кус усмотрели они на востоке.

Здесь у западной границы земель Золотой Орды исстари кочевали кипчаки, асы, которые то и дело уходили на службу к венгерским, сербским, болгарским королям. Даже ромейским базилевсам бывало служили. Не зря ещё Ногай под Константинополь ходил и на царских дочках своих детей женил. Было время свои порядки устанавливали и в Венгрии и в Болгарии. Себя государями объявляли. У всех ещё на памяти, как двадцать лет назад разбили короля Карла Роберта в здешних краях. Едва ноги унёс.

У восточной границы Венгрии появилось сильное Валашское княжество. А несколько лет назад у западной границы Орды объявил себя молдавским князем правитель Драгаш. Забрал земли до самого Днестра. А у его устья как раз Белая крепость и стоит. Рукой теперь подать.

Сам Драгаш против Золотой Орды никогда бы не пошёл — за ним венгерский король. Старый и непримиримый враг монголов ещё со времён Батыя. Венгры сейчас с Венецией воюют, выходит генуэзцы им союзники.

Такой вот клубочек начинает завязываться, если проследить путь татарских рабов в Чембало. Не из Белой ли крепости их привезли? И не из венгерской земли ли они туда попали? Совсем недавно в тех краях шла война, были пленные. Кто здесь в Тане тайно продавал их египетским купцам?

Ответы на эти вопросы могут завести ох, как далеко. Тайные тропы судеб бывают очень извилисты.

XXI. Древний путь

Путь наш лежал вверх по реке вглубь степи. На ночлег приставали к берегу, разжигали костры, ставили для посольства шатёр. День походил на день, ибо степь, обступавшая нас, не менялась. Она была подобна морю. Такая же безграничная, уходящая куда-то за горизонт. Сейчас её, на сколько хватало глаз, покрывала молодая трава.

Чем глубже мы с каждым днём углублялись в сердце этой неведомой страны, тем сильнее становился в моём сердце страх. Это был страх перед неизвестностью. Не та дрожь души, которая возникала на корабле, при мысли о бездне, отделяющей смерть от жизни тонкой корабельной доской, не ужас непроглядной штормовой ночи, когда человек ощущает себя ничтожной песчинкой на весах судеб. Это было давящее сердце чувство неумолимо надвигающейся темноты, которое приходит к уходящему в глубину подземного хода, когда за спиной меркнет свет от входа, а впереди только сгущающийся мрак.

Остающаяся всё дальше за кормой Тана теперь казалась именно таким входом. Входом из другого мира. Полного трудностей, порой опасного, но понятного и привычного. Бурное море с его штормами, шумные города с их диковинками, друзья и неприятели, загадки и интриги — всё это будто осталось в ином мире, уступив место этому безмолвному, как пустыня, но полному скрытой жизни царству.

Свежий ветер благоухал дивными запахами, высоко в бездонном небе разливались звонкие трели невидимых птиц, а вдали, над подобной драгоценному изумруду гладью, вставало марево, похожее на миражи пустынь. К берегам реки, как к обочине дороги, всё время выходили огромные табуны лошадей, сопровождаемые всего парой погонщиков, попадались отары овец, пригоняемые на водопой, однажды мы видели людей с повозкой, наполнявших большие кувшины. Все они выныривали из этого степного моря и снова исчезали в нём. Навстречу попадались небольшие корабли, плоты, связанные из брёвен, лодки, гружённые всяким добром. Они стремились в Тану, к воротам Великой степи, за которыми лежит большой и чужой для этой сонной вечности мир.

Нам не встретилось ни одного селения. Даже рыбаков не было. Капитан корабля на мой вопрос, только посмеялся: рыбы здесь полно, только кому она нужна? В Тане своей навалом, не зря тамошнее море по-татарски так и называется Балык-денгиз. Рыбное море. Да и соли сколько хочешь — возят её лодками с крымских лиманов.

А здесь улов куда девать? Соль нужно покупать, а свежую рыбу продать некому. Степь — не город. Торговля здесь не та. Здешние пастухи даже мясом не торгуют. Кому продашь? Каждый при своей отаре или табуне. Заколет человек овцу, мясо нужно быстро есть, иначе испортиться. Хорошо, если семья большая или пастухов несколько человек. А если их всего двое? Или зарезали не овцу, а целую лошадь? Везут мясо соседям, угощают. Потом те, когда скот режут, им привозят.

Обилие коней в этих краях меня поразило. У нас в Египте собственная лошадь, признак человека состоятельного. Всадник — это уже господин. Даже если он восседает всего-навсего на тощем муле. Каково видеть табуны в тысячу голов, которые стерегут несколько голодранцев, пересаживающихся с коня на коня просто ради забавы. Конина главная пища в здешних степях, молоко кобыл — самый распространённый напиток. Как базарная байка, рассчитанная на доверчивого олуха, звучали слова про то, что в степи можно купить лошадь всего за несколько серебряных дирхемов. Словно сказка про Синдбада, собиравшего алмазы, валявшиеся на земле в горном ущелье.

Сопровождавшие корабль стражники каждый день кормили нас до отвала свежей бараниной, которую привозили откуда-то из степи.

Время тянулось скучно. Как на море. Только судёнышко совсем маленькое и тесное. Даже поговорить, так, чтобы тебя не слышали, негде. Для таких разговоров оставались сумерки на берегу. Днём оставалось только чесать языки о чём-нибудь.

Патриарший посланник, будучи человеком учёным и начитанным, делился историями, почерпнутыми из умных книг:

— В этих степях не меняется ничего. Только названия. Уходят одни народы, приходят другие — меняется только имя. Две тысячи лет назад Геродот побывал в этих краях. Думаешь с тех пор что изменилось? Если бы ты прочитал его рассказ, то решил, что он написан недели две назад. Кони, овцы, шатры, кобылье молоко. Только по названию и поймёшь, что речь идёт о седой древности. Тогда эта степь называлась Скифией. Скифы здесь жили. Потом были сарматы, гунны, хазары, печенеги, кипчаки. Сейчас кипчаков всё больше зовут татарами. А по сути своей те же скифы, что и тысячелетия назад.

Самым преданным и усердным слушателем грека был Баркук. Он ловил буквально каждое слово, порой открывая от напряжённого внимания рот.

— От некоторых народов и имени не осталось, — задумчиво тянул ромей, колупая ногтем орех, — Хотя старые названия кое-где живы. Теперь никто уже не знает, что они означают. Вот великую реку, на которой стоит ханская столица, так и зовут Итиль. По-татарски просто река. В старых книгах она звалась Ра. Что это означало? Забыли. Река, по которой мы плывём — Дон. В старых книгах он зовётся Танаис, но мне кажется, что это то же самое слово. Только искажённое.