— Здесь я всем чужой. Не знаю ни людей, ни обычаев. Мне не у кого попросить совета и помощи. Дед велел только подать прошение властям и больше ничего не предпринимать. Даже запретил совать нос куда-либо. Но мне уже говорят, что придётся ехать куда-то в Мохшу.
— Твой дед умный человек. Ибо учит тебя осторожности. Можешь положиться на меня. Если мои слова и седины не внушают тебе доверия, то корысть не может обманывать. Кому, как не мне выгодно, чтобы ты вернулся к своему деду живым и здоровым? Только это отведёт от меня подозрение в мошенничестве.
Он весело рассмеялся. Его слова показались мне очень здравыми.
Тем временем Симба принёс письмо от менялы из Каира и копии, сделанные по приказанию деда. Больше всего старику понравился рисунок его подписи:
— Я бы поручился, что это написано моей собственной рукой, — восхитился он, — Даже сомнения не возникло бы. Такой искусный резчик большая редкость. В наших краях за всю свою жизнь я встречал лишь одного, кто мог поспорить с ним в искусстве.
После чего решительно заявил:
— Зови меня дядюшка Касриэль. Прежде чем я расскажу тебе начало всей этой истории, удовлетвори моё любопытство. За что схватили твоего товарища? Я знаю, что это вызвало большой переполох, но даже не могу выдумать причину, по которой наиб стал задерживать человека, имеющего церковную охранную грамоту.
У меня не было иного выбора, чем полностью довериться этому человеку. В конце концов мой дед дал письмо с просьбой о помощи именно к нему. Значит мысль о корысти пришла не только в голову старого еврея. Утаивать я ничего не стал. Подробно описал всё своё путешествие. Как дед опасался почему-то генуэзцев, как встретил на Кипре Савву, а потом познакомился с Киприаном, который помог получить патриаршую грамоту. Подробно описал посещение бани и беседу с помощником эмира. Дядюшка Касриэль остался доволен. Похоже он оценил мою искренность.
— Хан Джанибек, да продлится его царствование, очень мудро поступил, что поставил сюда эмиром Хаджи-Черкеса. В этом городишке, где всегда всем заправляли торговцы, нужен именно такой правитель. Суровый и больше всего ценящий справедливость. У него нет родни ни в одном из правящих родов, он опирается исключительно на своих земляков с гор. Ты сам видишь, как они ревностно относятся к службе, — кивнул он во двор, где два черкеса у ворот, лениво грызли орехи, — Можно быть уверенным, что в обиду тебя не дадут.
— А Мисаил?
— Думаю с ним действительно произошло недоразумение. Его приняли за венецианского лазутчика. Просто всех взбудоражил его перстень. Наверное он действительно очень ценный?
— Когда-то его подарил королевский сын своей невесте, которая была наследницей императорской короны.
— Тогда понятно, почему Алибек так переполошился. Такая драгоценность могла предназначаться только одному человеку. Самой Тайдуле. Слышал, кто такая Тайдула?
Я осторожно кивнул.
— Мудрено не слышать. Вот и решили, что тайный посланец пробирается к ней. Потому и гнал коней Алибек полночи. Хотя он уже староват для таких скачек. Только теперь руки его будут коротки. Даже не потому, что Хаджи-Черкес ему не по зубам. Ему по хорошему нужно наиба благодарить и отдариваться. Представляю, что с ним будет, когда узнает во что чуть не ввязался. Дядя твоего Мисаила сам великий эмир Кутлу-Буга. Наместник Крыма и хозяин всего этого края от Литвы и Венгрии до самого Итиля. Думаю, именно ему заслал наиб почтового голубка.
XIX. Всё дальше на север
Мне так и не довелось увидеть воочию Хаджи-Черкеса. Судьбе было угодно, чтобы наши пути не пересеклись, скользнув совсем близко друг от друга по соседним улицам невеликой Таны. Однако образ этого человека запечатлелся в моей памяти на всю жизнь. Он запомнился мне своей решительностью, распорядительностью и умением резать запутанные узлы.
Сколько царств рухнуло и судеб омрачилось из-за того, что в тяжёлый час не нашлось такого человека.
Хаджи-Черкес въехал в город уже после начала ночной стражи. С большим отрядом всадников, освещавших путь факелами. Топот копыт без единого человеческого возгласа был далеко слышен в засыпающей степи, отозвавшись глухой дрожью на притихших улицах. Его услышал даже я, лёжа в запертой комнате без окон. А, едва взошло солнце, как в нашем дворе появился посланец эмира с подорожной грамотой для патриаршего посольства. Не ожидавшему столь раннего гостя заспанному греку, объявили, что Хаджи-Черкес не только желает счастливого пути, но и предоставляет корабль до города Бельджамена с необходимыми припасами, который уже ждёт у пристани.
— Похоже нас спешно выпроваживают, — только и смог пробурчать посланник, приказав принести рукомойник, — Мы ведь даже ещё не посетили его и не предъявили свои грамоты.
ebooksa