— Капитан Голоскухин дрожит за свою шкуру. История с ротмистром напугала его… Приказал мне день и ночь следить за вами.
— И что же?
— А я неотступно следовал за вами, Евгений Александрович, и когда вы у иностранцев были, и когда шикарный банк у персюка сорвали, и когда выбежали, искали кого-то…
— Ловко! — восхитился я. — А потом?
— А вот потом потерял вас… Виноват, но каким-то чудом вы раньше меня очутились дома. А я здорово поволновался.
— Почему?
— А как же? Человек вы известный, с большими деньгами» с выигрышем в кармане, один, ночью… А ведь городок-то у нас — слава богу, жулья да бандюг хватает… Еще боялся и потому, что капитан мне поручил следить за вами, а кому другому — прикончить вас. А мне и жалко и невыгодно. Как-никак еще пятьсот пятьдесят долларов за вами.
— Теперь будет только четыреста, — засмеялся я, отсчитывая незаконному сыну Александра Третьего три пятидесятидолларовые бумажки.
За дверью завозились, послышался еле слышный шорох.
— Клеопатра Георгиевна! — крикнул я. В коридоре стихло. — Клеопатра Георгиевна! — властно и громко повторил я. — Войдите! Мы ждем вас!
Через секунду в дзерь просунулась голова хозяйки.
— Звали? — медовым голосом проворковала она.
— Так точно! Я хочу, чтобы вы, осколок империи, присутствовали при возрождении царствующего дома и, как дворянка, воспитанница Московского института благородных девиц, видели, что я, камергер Базилевский, внес вклад этими долларами в фонд помощи для восшествия претендента на престол.
— Дай господи, помоги бог вашему высочеству, — кланяясь, прошептала вдова капитана первого ранга.
Сыщик стоял, вытянувшись во весь рост, с выпученными от недоумения глазами, держа в руке доллары.
— А теперь воздадим богу хвалу. Отправляйтесь спать, но с этой минуты вы, — я поднес палец к губам, — член тайного общества ревнителей императорского престола… А теперь — ни «звука… никому… и спать.
Вдова, пятясь, вышла.
Мы перешли, к деловой беседе. Теперь — я был в этом уверен — вдова капитана уже не подслушивала под дверью, а, лежа в своей постели, грезила о придворных балах и коронации ее таинственного гостя.
— Евгений Александрович, что я вам скажу, — вдруг начал Литовцев, — может, вы мне все деньги вернете… а? Я вам все равно верой-правдой служить буду.
— Не обольщайтесь чепухой, Литовцев, за «веру» я каждый раз вам; буду платить по двадцать, за «правду» — по тридцать долларов. Чем больше вы будете это делать, тем вам же лучше — скорее получите свои деньги.