Опасное задание. Конец атамана,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нельзя спать, Избаке, — давит на плечо Кожгали. — Пропадем, если спать будешь.

Избасар последним усилием воли вскидывает голову и трет ладонью лицо.

— Не выдержишь, Избаке, опять уснешь, а больше кто лодку вести будет? — вздыхает Кожгали.

Избасар озирается. Каспий совсем стал седым. Он закрылся пеной. И не волны уже, а огромные, бутылочного цвета горы подкатываются под реюшку, кипят. Если вытянуть руку, можно, кажется, зацепиться за темные клочковатые тучи. За кормой режет небо синеватая молния, вслед, как бы пристреливаясь, раскатисто бьет гром. Приближается гроза.

— Ты не давай мне спать, Кожеке, толкай, когда глаза закроются, — кричит Избасар в самое ухо Кожгали и ставит лодку наискосок волне, затем, улучив момент, круто меняет курс. Никакая моторка теперь не станет догонять лодку, можно поворачивать на Ракуши.

— Ладно, буду толкать, — соглашается Кожгали, и вскоре его рука на плече Джанименова.

— Избаке!

— А-а.

— Опять спишь?

Так пять, десять, двадцать, сто раз, будто ошалелый, вскидывал голову Избасар.

— Перевернет нас сейчас. Ой-бой! — кричал, хватаясь за что попало, Кожгали, когда реюшка летела в провал между огромными черными горами.

— Не перевернет, — еще громче кричал всякий раз Избасар, но шторм глушил его крик. Реюшка выбиралась из провалов и опять со скрипом лезла на следующую крутую вершину горы, покрытую пеной, как ледником! «Не расшатало бы ледку», — с опасением прислушивался к скрипу реюшки Джанименов. Он давно вел ее на сближение с берегом. Но берег не показывался, и было неизвестно, вечер уже или еще утро.

— Избаке! Спишь?

Уже не один, а несколько толчков нужно, чтобы Избасар понимал, где он и что от него хочет Джаркимбаев.

— А-а.

— Гляди!

День и без того серый начал еще больше тускнеть.

«Неужели вечер уже?»

Когда почти стемнело, вскочил Ахтан.

— Вода, Избаке, вода. Течь где-то!