И Джанименов, решив напоить всех троих, позвал теперь уже не Кожгали, а Ахтана.
— Ты целый, Ахтан?
— Целый.
— Почему воду не пьешь? Кожгали почему не нальешь?
Ахтан продолжал лежать, уткнув лицо в ладони. Избасар схватил банчок, он был пуст, воды в нем не осталось. Избасар поднял его и принялся трясти. В веревочной оплетке темнели два пулевых отверстия.
И стало сразу понятно, отчего, будто мертвый, лежит Ахтан. Какой-нибудь час назад Избасар сам готов был вот так же сжать руками виски и не двигаться. Если бы не напился там, у колодца, когда доставал воду, возможно лежать бы сейчас рядом с Ахтаном не в силах пошевелить даже пальцем.
Но что же делать? Куда теперь без воды? Опять поворачивать к берегу? Отчаяние захлестнуло, словно аркан. К горлу подступил комок.
Все зря… И тот казак, которого звали Прошка… И рана Мазо… И… Никто из троих не выдержит: ни Ахтан, ни Кожгали, ни Ян, если не дать им хоть по глотку воды. Все погибнут.
Солнце начинает снова палить. Это потому, что дует ветер, кажется не особенно жарко. А если он стихнет? Да и ветром не напьешься.
Зажав в руках банчок, Избасар смотрел прямо перед собой.
Застонал Мазо.
— Пи-и-ть, — потребовал он.
Избасар очнулся.
— Совсем нету, Яна, воды. Ушла вода, гляди, — и показал на отверстия. — Пуля ударила.
— Куда меня?
— Ногу шибко задело. Пуля в тебе сидит, вытаскивать Кожеке будет.
— Пить дай.
— Нету, сказал. Вот, — и протянул банчок.
— Там за обшивкой фляга. Берег на всякий случай. Сам не пил, вам не говорил. Достань флягу.
Избасар кинулся в закуток, нашарил флягу.