— Живой! — послышался в ответ обрадованный вскрик Ахтана.
— Где Кожгали?
— Тебя ищет. Давно ушел. Иди скорее, Кожеке, помогай!
— Где Яна?
— Тут… Помогай, говорю!
Избасар, с трудом пересиливая головокружение, по узкой наклонной обшивке остова баржи добрался до реюшки. Волны захлестывали ее через завалившуюся корму, там на связке сетей лежал Мазо.
— Как он?
— В воду упал. Я вытащил. Потом Кожеке пришлось вытаскивать. Наш Кожеке совсем не умеет плавать, — зачмокал сожалеюще Ахтан. И ничего больше не стал пояснять.
Избасар представил, как все это происходило, и положил руку на плечо Мухамбедиеву.
— Чабан, Без моря жил, — сказал он тепло, будто оправдывал Кожгали.
— А мы напугались как, — поняв, что означает этот жест и к кому он относится, воодушевился Ахтан. — Смотрим везде, тебя нет. А ты рядом тут. — И он тоже хватал Избасара за плечи, тискал, хлопал по груди, по бокам. — Все живые, а?
Они подняли Мазо, вытащили из лодки и унесли подальше на берег, куда не достигали волны.
Латыш рвался из рук и бормотал.
— Не тронь меня, сволота, не прикасайся, кому говорю! — он бредил.
— Тихо, Яна, я это, Базар, — пытался успокоить его Джанименов.
— Уберите матроса, уберите, зачем он вернулся?.. Пристрелю гада.
Избасар стал внимательнее прислушиваться к бреду гурьевского ловца. А тот взмахивал раз за разом руками, отгонял и не мог отогнать какого-то черноморского матроса, явившегося за какими-то документами.
— Стой, не подходи, пристрелю!.. Вперед, за…
Избасар ждал. Но Мазо затих.
«О каком матросе кричит? Наверно, воевали вместе? Вон… вперед за советскую власть, наверно, звал его», — Джанименов наклонился над Яном.