Вода!
Он дал из нее глоток Мазо, налил по половине кружки Ахтану и Кожгали.
Ахтан цедил воду по капельке, чтобы продлить наслаждение. Выпив ее, он сразу ожил.
— Откуда взял воду?
— Яна дал, про запас держал. Там вон фляжку прятал, на плохой случай. Никому не говорил. Сейчас сказал, — впопыхах Избасар махнул рукой не на корму, а на нос рыбницы. — Там прятал.
— Ой-бой, — удивился Ахтан. — Какой крепкий Яна, рапу пил, воду берег, ой-бой, — и с нескрываемым уважением поглядел на лежавшего в полузабытьи Мазо.
Тем временем Избасар заставил Кожгали подняться, подвел к раненому.
— Видишь? — показал он ему шишку.
— Вижу. Пуля. Резать надо.
— Режь. Ты лучше знаешь.
Кожгали, пересиливая дурноту, морщась и еле слышно подстанывая, вынул из-за пояса нож, провел пальцем по лезвию и стал полоскать нож в морской воде, оттягивая этим операцию, собираясь с духом. На курсах ему показали, как надо перевязывать раненых. Это все, что он умел.
— Тяни, Избаке, кожу, — приказал он, — не бойся!
— Как не бойся, — отшатнулся Джанименов, — живого человека будешь резать, страшно, — и он с уважением посмотрел на Кожгали, подумав: «Как настоящий дарегер. Пулю будет вынимать! Вот какой человек Кожгали!»
А Кожгали стиснул зубы, примерился и полоснул по шишке. Брызнула струей черная кровь. Мазо дико закричал.
Избасар испуганно отскочил.
— Бинт давай, Избаке, живо.
— На, бери, пожалуйста!
— Кто велел? Ой, что делаете со мной, — скрипел Мазо зубами.
— Вот гляди, пуля, — показывал ему сплющенный кусок меди Кожгали.
— Ой-бой! Вытащил? Ты настоящий дарегер, — восхитился Избасар и спросил: — Теперь как, Яна будет живой?