Тайна портрета неизвестной дамы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Знаю, что подвергаю себя смертельной опасности, но если есть хоть один шанс из тысячи, что священники услышат меня и поймут, я должен его использовать, нет у меня иного пути. Пойди к Каиафе и скажи, что я согласен на его условия, пусть меня доставят к нему в цепях, скажи, что знаешь, где и когда они меня смогут взять, укажешь им на меня. Но с одним условием, чтобы прежде, чем отдать меня на суд синедриона, Анна выслушал все, что я скажу, выслушал, подумал, а уж потом принимал решение.

— Все будут считать, что я предал тебя, как жить мне после этого?

— Чтобы не считали тебя предателем, подашь им знак тайный, поцелуешь меня, и они будут знать, тот, кого ты поцеловал и есть Иисус из Назарета, которого ищут они.

Анна

Уже шестнадцать лет, как Анна оставил пост первосвященника, предыдущий прокуратор Валерий Грат отстранил его, назначив на эту должность зятя Анны Каиафу, сменив до этого трех кандидатов. Но ни один из тех, кого прокуратор назначал на этот высокий пост, ни Исмаэль, ни Элизар, ни даже Симон, не пользовались тем авторитетом среди народа, тем влиянием, которым обладал Анна, двадцать лет бывший первосвященником Иудеи. Но вернуть его на прежнюю должность значило бы признать свое поражение в политической игре, да и Анна был независим, на него трудно было оказывать нужное влияние.

Первосвященник тщательно исполнял то, что было предписано евреям Второзаконием, давать в рост всем, кто не принадлежал к племени иудейскому, и не давать в рост брату своему. В результате двадцатилетней ростовщической деятельности Анны должниками его сделались все римские начальники, даже сам прокуратор, Анний Руф, задолжал первосвященнику немалую сумму. Предыдущие двое прокураторов, как и следующие после Руфа, чеканили свои деньги, что давало им определенную финансовую свободу, но Анний Руф своих монет не чеканил, а деятельность его на этом ответственном посту требовала значительных расходов. Вот и стал он должником Анны, потеряв не только свою независимость, но и возможность серьезного влияния на политическую жизнь Иудеи и Самарии, прокуратором коих он являлся. В результате, не продержавшись на этой должности и трех лет, он был отозван в Рим и заменен тонким и хитроумным политиком, Валерием Гратом.

После череды неудачных назначений, Валерий Грат предоставил должность первосвященника зятю Анны, Каиафе, сохранив авторитет Анны, а также обеспечив себе возможность влияния на политическую и религиозную жизнь Иудеи. Анна же, оставаясь в тени, официально пребывая в отставке, но, будучи членом синедриона, фактически являлся действующим первосвященником, полностью подчинив себе довольно слабого в политическом отношении и финансово зависящего от него зятя. Это не было секретом ни для кого в Иудее, потому-то и искал Иисус Назареянин встречи более с Анной, чем с действующим первосвященником, Каиафой.

Сгорбленный, усталый, с густой седой бородой, в шапке, сдвинутой на затылок и обнажавшей высокий лоб, в стеганом, шитом золотом кафтане, сидел Анна в кресле, когда Иисуса Назареянина провели к нему со связанными руками, с цепями на ногах.

— Вот, видишь, — сказал Анна Назареянину, — я сдержал слово, я выслушаю тебя, прежде, чем отдам на суд синедриону. Говори все, что хотел сказать.

— Пусть снимут с меня цепи и освободят руки, — ответил Иисус, — я никуда не сбегу, я сам отдал себя в руки стражников, и пусть оставят меня с тобой наедине, прикажи, чтобы они вышли, все.

— Развяжите его, снимите цепи и оставьте нас, — сказал Анна стражникам.

— Теперь говори, — продолжил он, когда стражники покинули покои Анны, — я слушаю тебя.

Иисус из Назарета рассказал все, что говорил он Иуде, Анна слушал не перебивая, и когда тот окончил свой рассказ, спросил:

— Чем докажешь, что все то, что говорил мне, правда? Что не придумал ты это? Может ли человек в здравом уме говорить такое?

— Мой ум здравее, чем ты можешь предположить, — ответил Назареянин, — ты хочешь доказательств? Кто может доказать то, что пророчества его истинны? Только время докажет, истинно ли то, что сказал я тебе. Но даже, если ты хоть на йоту сможешь поверить мне, то должен исполнить то, о чем прошу, если имеешь власть избавить народ от бед, то обязан сделать это, ибо великая ответственность на тебе за народ твой. А если не веришь мне, то об одном лишь прошу, не призывай людей к восстанию против Рима, останови меч, занесенный над народом твоим, ибо мир всегда лучше войны, не поднимай меча там, где можно миром решить.

— Уже сколько лет ожидает народ наш прихода Мессии, что избавит его от власти чужеземцев, Мессия пришел, настал час последней великой битвы, а ты хочешь остановить? Или не знаешь ты, что говорили пророки в книгах святых?

— Я знаю то, чего не знаешь ты, восставшему народу не победить Рима, много крови будет пролито на нашей земле, и царство иудейское вовсе прекратится, а народ наш сгонят с нашей земли и будут иудеи по всему миру рассеяны, не имея Родины праотцев своих. Не ведаешь ты того, а я ведаю.

— Отчего я должен верить тебе?

— Я рассказал тебе то, что написано в книгах недоступных никому, кроме тебя, хранителя Завета, я знаю, что было, и о том, что будет ведаю, вы, саддукеи, считаете, что люди сами могут определить свою судьбу, потому сделай так, чтобы не сбылись те беды, что предначертаны народу нашему теми, кто правит миром, кто именует себя Бессмертными.

— Я подумаю, — ответил Анна, — подумаю и приму решение, но чтобы я ни решил, это никак не избавит тебя от суда, одно лишь сомнение в истинности писания — есть грех. Эй! Стража! Уведите его!