Белые паруса

– Мэм, ужин готов. И ваша ванна – тоже, – поклонилась девушка с тёмным, как полированное красное дерево, лицом.

– Не хочу есть. Можете разделить ужин между собой. А мне принесите в спальню лимонада, козьего сыра и фруктов.

– Да, мэм.

Поднявшись в свою комнату, Айрис села у открытого окна, пристроившись на широкий подоконник прямо с ногами, обхватив руками колени. Её охватила грусть.

Когда Айрис отправлялась на Ранерлик, она была полна энтузиазма, от которого теперь остались одни лохмотья. Так же, как и от её веры в себя, в непогрешимость отца, в правоту оставленного за спиной мира.

Отсюда жизнь в Анадолии казалась словно и ненастоящей, как у куклы в кукольном домике. Как-то глупо выглядело многое: назойливое желание быть достойным своего происхождения, стать законодательницей мод в высшем обществе, соответствовать высоким стандартам, быть принятой при дворе и (вот уж совсем высший шик!) если особенно повезёт, стать возлюбленной кого-то из членов королевской фамилии.

Дурацкие правила, придуманные глупыми напыщенными курицами, которым от рассвета до заката было совершено нечем заняться, кроме как нести вздор, один за другим, словно яйца.

Смешной вычурный мир – нелепые, нежизнеспособные правила. Нет, ну какая, в самом деле, разница, в два часа пополудни или в шесть вечера пить чай? Никто не умрёт, если пробор расчёсан криво, а каблук выше или ниже принятого на пол-дюйма. Земля не улетит с орбиты, если мужчина увидит женскую лодыжку или коленку.

Когда первый порыв грозового фронта влетел в комнату, дышать стало чуточку легче. Был видно, как ветер терзает деревья.

Взгляду удалось различить широкоплечую фигуру между деревьями, выхватываемую из тьмы вспышками молний. Айрис узнала Дойла. При одном лишь взгляде на него чувства поднялись и закружились в горячем водовороте.

Легко преодолев разделяющее их расстояние, взобравшись на второй этаж с непринуждённой кошачьей лёгкостью, Дойл заключил Айрис в объятия. Дерзкий, сильный, не пасующий не перед какими препятствиями.

«Совершенный воин», – как охарактеризовала его Каро.

Свечи, мерцающие в канделябрах, уютно окутывали спальню мягким светом. Большая кровать манила мягким матрацем и пуховыми подушками.

А в Дойле, по контрасту с обстановкой, было что-то одновременно простое, почти примитивное, и в тоже время неконтролируемое и опасное.

Именно это и делало Дойла – Дойлом. Незабываемым, желанным, привлекательным.

Руки Дойла ловко вытащили гребни из волос, позволяя тяжёлым локонам рассыпаться по спине Айрис. Несколько секунд его серые глаза жадно вбирали в себя её образ – сильное, стройное, гибкое тело, завёрнутое в полупрозрачную ткань.

Когда он шагнул к ней, Айрис с наслаждением растворилась в его объятиях.

Разум туманился. Она жадно откликалась на его ласки. От обычной сдержанности и самоконтроля не осталось и следа.

Айрис с радостью позволяла Дойлу превращать мир в безграничное наслаждение. Страсть и нега стали той стеной, за которой хоть на миг можно спрятаться от всего – неуверенности, необходимости принимать решения, карать и миловать, назначать на должности, снимать с должности.

Просто быть женщиной в объятиях мужчины, наверное, это и есть счастье?