– Надеюсь, обошлось без этого, – поморщился Фридрих. – На плащанице?! Упаси господи!
– Ко мне сегодня заходил мастер Кранах. Голова до сих пор гудит от его причитаний, – с невольной улыбкой заметил Спалатин. – Он вне себя.
– Он что-то прознал?
– Нет. Альбрехт заказал ему роспись алтаря в Кобленцском соборе. Вчера Кранаха известили, что заказ отменяется. Без объяснения причин. Он собрался подавать иск о нарушении договорных обязательств. Я отсоветовал.
Фридрих захохотал, да так, что его грузное тело вздрагивало, будто дом в землетрясение.
Спалатин тоже рассмеялся.
– Да, все это уморительно. Вдобавок праведное возмущение позволяет исключить его из числа подозреваемых. Если бы он был замешан в афере, то не фыркал бы, словно бешеный бык, и не грозил бы судом.
Фридрих отер слезы со щек.
– Надо бы побеседовать с мастером Дюрером.
– Да, хорошо бы.
Немного поразмыслив, Фридрих сказал:
– Нюрнберг – свободный имперский город и находится за пределами нашей юрисдикции. – Он посмотрел на Спалатина. – Значит, настоять на приезде Дюрера в Виттенберг мы не сможем.
– Верно, – улыбнулся Спалатин. – Однако же отклонить ваше приглашение будет невежливо.
– Будь я на его месте, то никуда бы не поехал.
– С вашего позволения, я все устрою в лучшем виде, – ответил Спалатин.
Дюрер добавлял последние штрихи к портрету Якоба Фуггера. В мастерскую вошла Агнесса и объявила, что прибыли трое господ. Они представились императорскими посланниками.
Дюрер терпеть не мог, когда его отрывали от работы, однако для императорских посланников следовало сделать исключение еще и потому, что император Максимилиан задолжал за два семейных портрета. Возможно, эти господа привезли требуемую сумму.
– Пошевеливайся, женушка, – велел он, вытирая руки проскипидаренной ветошью. – Проводи их сюда. И подай что-нибудь. Пива. Того, что получше.
– Видала я императорских посланников и почище, – ворчливо заметила фрау Дюрер и удалилась.
Дверь распахнулась. В мастерскую вошли три господина. Дюрер окинул их взглядом и мысленно согласился с Агнессой. Вид у троицы был совершенно непрезентабельный: ни плюмажей, ни шелков, ни медальонов. Вдобавок все трое были небриты и давно не мылись.