– Не разговаривай со мной.
– Да ладно тебе, Дис… Слушай, прости, что так вышло.
– Молчи, кому говорят! Ни слова больше.
– Но я же не виноват!
– Не виноват? Ах вот как?! А кто пририсовал подпись Кранаха? Да еще и своим же семенем!
– Откуда мне было знать, что они засунут плащаницу в очаг?
– При чем тут очаг? Ризница сгорела! Так что помалкивай, а то пририсую тебе подпись Кранаха вот этой кисточкой, – пригрозил Дисмас, поигрывая кинжалом.
Немного погодя Дюрер сказал:
– Между прочим, не ты один настрадался…
Тут уж не выдержал Дисмас. Он резко остановил повозку и спросил:
– Мне послышалось или ты сейчас сказал, что не я один настрадался? У тебя совесть есть?
– А что такого? Я тоже настрадался. Сидел себе спокойно в мастерской, а меня похитили какие-то отморозки. Это не страдания, что ли?
– То есть страдания – это когда тебе мешают заниматься живописью в мастерской, так? А хочешь узнать мое определение?
– Я же не говорю, что ты тоже не настрадался.
– Вон отсюда.
– Что?
– Пошел вон. Сойди с повозки.
– С удовольствием.
Дюрер сошел на дорогу.
– Что ж, до свидания. Удачи тебе. – Он двинулся прочь.