— Правильно, только с возвратом. Поедет обратно — отдадим.
Полчаса спустя Калистратов вернулся в пятый вагон, к Ивану Фирсовичу. Нигде никаких ЧП, лишь пятый требует внимания.
Внезапно размышления Калистратова оборвались. Чье-то лицо… Белое плечо в нейлоне, отчеркнутое чернотой жилета. Да, опять он… Лицо не японское. А там, в крайнем купе, только двое. Следовательно, англичанин…
Майор положительно уверен, что это лицо — круглое, губастое, какое-то несолидное для дипломата, уже показывалось. Когда Калистратов беседовал в коридоре с проводником, оно как бы присутствовало. Впечатление было мимолетное, — дверь захлопнулась, как только майор обернулся.
Любопытство бывает разное. Иной турист, едущий к нам впервые, уставится на пограничника, как на диковинного зверя, и тебя это только забавляет. А тут… По едва уловимым признакам и в силу некой телепатии, что ли, ощущаешь себя под наблюдением, хотя дипломат сейчас почти не смотрит на тебя. Он вроде прислушивается.
Рубашка сверкает, она впитывает скудный свет серого дня, а лицо будто в тени.
Кто же он? Паспорта уже розданы. Спросить Ивана Фирсовича…
Между тем в коридоре становится людно. Вышел, зябко прижался к окну дед-украинец из Парагвая, скрюченный, жилистый, с бронзовой кожей индейца, прокаленной солнцем. И дипломат тотчас шагнул к нему, поздоровался, как с давнишним знакомым, заговорил. Дед не отвечал, не поднимал головы, а дипломат оживленно тараторил о чем-то. Потом он избрал в собеседники немца из делегатов — рослого, лобастого, в черной кожаной куртке. Калистратов уже видел этого немца в купе, в обществе молодых бородачей.
— Кельн? — донеслось до Калистратова. — О, Кельн великолепный город! Рейн! О Рейн, замки на Рейне!
Немец что-то сказал.
— Нельзя купаться? Какая досада! Настолько загрязнена вода? Не может быть! Ужасно, ужасно!
«В немецком дипломат не силен, — отметил про себя Калистратов. — Хуже меня говорит».
Иван Фирсович на вопрос майора высказался категорически:
— Балаболка! И надоел же… Нынче утром особенно… Встал ни свет ни заря, привязался…
— Утром? Как вы считаете, он в курсе вашей находки?
— Отчего же… Да он ведь ко всем пристает. На меня насел — спасенья нет… Давно ли работаете на дороге, да сколько вам платят, да сколько вам лет и неужели вы воевали. Воевал, говорю. Вот, и сувенир имеется.
Калистратов улыбнулся. Иван Фирсович охотно демонстрирует военный сувенир — вмятину на груди. На груди, не где-нибудь. Свидетельство доблести.
— Из русских он, — продолжал проводник, наливая майору чай. — Белоусов фамилия.
Форменный Белоусов. Усов, правда, нет, а лицо белое, круглое. Толстые губы. Даже странно, что такой Белоусов — иностранец. Да еще дипломат.
— Дипломат он не ахти. Паспорт только… Бизнесмен он. От авиакомпании. В Москве совещание послезавтра по вопросам пассажирских перевозок, так он — от компании.
ebooksa