— Прям фэнтези, — пробормотала я.
— …Разрушение муравейника в мифах многих миров сулит несчастье. Ну и наш Муравейник… Если он будет разрушен — значит, миру грозит беда. Это, — Саша широким жестом обвела сад, пуфики, гамаки, низкие столики, видневшиеся за стеклянным куполом жилое крыло и лужайку у леса, — ведь не всегда было школой. Здесь была поляна золотых цветов. Купальницы.
— Купальницы?..
— Вид лютиков. В одном из миров их называют илмасом. Это волшебный цветок.
«Как неожиданно! Волшебный цветок в волшебном мире» — подумала я, но демонстрировать сарказм не стала. Похоже, тут это какая-то серьёзная тема…
— В их стеблях течёт плавленое золото пополам с человеческой кровью, — Инна глядела на меня в упор, словно прикидывая, можно мне рассказывать или нет. Я постаралась сохранить серьёзное выражение лица. Плавленое золото пополам с человеческой кровью… надо же. Какие интересные цветочки.
Инна тем временем всё-таки решила продолжить:
— Земля под их корнями замешана на золотой крови — потому-то здесь залежи леонита и так много колдовства. Ты же ни разу не чувствовала, что тебе не хватает магии?
— Как сказать… Я о своей магии-то, можно сказать, на днях узнала. Кстати, о Муравейнике. Чуть не забыла! Мне же дома это слово несколько раз показывалось…
— То есть?
— На экране, на бумаге. И в зеркале потом что-то такое было…
Я вдруг стала перекрестьем всех взглядов; с зеркалами тут не шутили. Открыла рот, чтобы продолжить…
— Ай!
Голова затрещала по швам — если только в черепе есть швы. Над ушами словно образовался страшно тугой обруч, и вместо того, чтобы рассказать про таинственного незнакомца в зеркале, я схватилась за виски́.
— Что с тобой?
Что со мной? Просто я сейчас развалюсь на части, а мою черепушку раскроит жуткая пила! Что-то вспыхивало и лопалось подо лбом, нос заложило, во рту стоял отвратительный горький привкус, как будто я проглотила таблетку, не запив водой.
Прошла минута, час, а может быть, минул целый солнечный день, прежде чем внезапная боль наконец отпустила. Серая взвесь перед глазами рассеялась, и я обнаружила, что кто-то суёт мне в руки кружку, кто-то трогает лоб, кто-то дёргает, тянет, спрашивает…
— Всё в порядке, — тяжело дыша, пробормотала я. — Всё хорошо…
— Что с тобой? Приступ? Чем-то болеешь?
— Да нет… Никогда такого не было, — боль отпустила, но по всему телу раскатилась ватная слабость, и я опустилась на корточки. Стало чуть легче, а в руки снова ткнулась чашка — я осушила её одним глотком. — Не знаю, что такое…