Волнуясь, Лаврентьич рассказывает, что сегодня на рассвете вражеский отряд напал на Красную Слободу, начал жечь село. Бородавко вынужден был отойти.
Подходят Кочетков, Донцов, Ларионов, и картина постепенно проясняется.
Это Тишин глухими тропами привел из Суземки в Слободу отряд карателей. Наши обнаружили их, когда они уже были в селе. Лаврентьич, опасаясь быть отрезанным от леса, приказал отступить. Донцов, Ларионов и с ними несколько бойцов то ли не слышали приказа Бородавко, то ли не могли выйти из села — этого тогда не удалось установить. Во всяком случае они остались, завязали бой, и гитлеровцы, потеряв убитыми четырех солдат, отошли в сторону Денисовки. В Слободе ими сожжен один дом.
Как обухом по голове, ударяет меня это известие.
Тишин осмелился маленькой группой в тридцать солдат ворваться в нашу Слободу. Мы отступили. Мы позволили ему сжечь дом… Что из того, что он выгнан из Слободы? Но он был в ней. Это известие разнесется по лесу. Оно подорвет веру в наше дело. О какой операции против райцентра, о какой организации групп самообороны может идти речь, когда мы не в силах защитить даже нашей основной базы, в которой стоит боевая группа во главе с командиром отряда.
Надо немедленно же ответить контрударом. Это должен быть удар наверняка. И к тому же такой, который заставит забыть наше поражение в Слободе. Это должен быть сокрушительный удар по Суземке. Именно по Суземке, откуда явились бандиты…
Лежу на диване в доме Григория Ивановича в Челюскине и с нетерпением жду возвращения разведчиков. В комнате тесно и шумно. Здесь Бородавко, Богатырь, Егорин, Паничев, Погорелов, Рева. Идет горячий, взволнованный спор.
Паничев настаивает завтра же, не откладывая, в лоб ударить по райцентру.
— У нас выгодное положение, Сабуров, — указывает он. — Инженерно-техническая часть, занимавшая Суземку, только что покинула ее. Со дня на день ожидается прибытие какой-то изыскательской партии: фашисты решили срочно восстановить мост через Неруссу и магистраль Киев — Москва в сторону Брянска. Сейчас в Суземке только крупный отряд головорезов — полицейских Богачева и всего лишь с десяток фашистских солдат… Завтра же мы должны разгромить их. Иначе нам и носа нельзя показывать в села.
— Черт его знает, — задумчиво говорит Егорин. — А вдруг они вызовут подкрепление, и наша операция сорвется? Как бы еще больше не опозориться?
— Яке тут может быть подкрепление? — горячится Рева. — Пока они соберутся, мы уже будем в Суземке.
Бородавко молчит. Он явно обескуражен событиями в Красной Слободе и тяжело переживает свой поспешный отход. Мне предстоит сегодня же говорить с ним. Это будет тяжелый разговор, но он неизбежен.
Григорий Иванович шагает по тесной накуренной комнате и хриплым басом твердит:
— Проучить… Проучить немедля…
У меня уже намечен план операции. Уверен: при всех обстоятельствах мы ворвемся в Суземку. Но сумеем ли захватить всю полицейскую шайку? При первой же тревоге она легко уйдет в Буду и вернется с подкреплением. Что мы будем делать в этом случае? Держать оборону? Бессмысленно. Уходить? Нелепо и позорно… Нет, мой план никуда не годится. Надо непременно захватить их врасплох, сразу же зажать в кулак, чтобы ни один полицейский не мог вырваться из Суземки.
Короче: операция должна быть разработана так, чтобы даже при учете всех возможных неблагоприятных обстоятельств нам был бы гарантирован полный успех.
И еще: наша операция должна быть молниеносной. В нашей обстановке стремительность самого боя — первое и обязательное требование к плану операции. Пусть мы потратим день, даже два на разработку этого плана, но саму операцию обязаны провести быстро, максимально быстро.
Итак, бить наверняка, бить молниеносно — вот непременные условия победы.
Нет, пока мой план — никудышный план…
— Скажи, командир, як же ты из Слободы драпал? — неожиданно слышится насмешливый голос Ревы.
ebooksa