Передо мной на столе лежит карта и план Суземки. Я веду бойцов по болотам, полям, перелескам, которые сейчас засыпаны снегом. Пытаюсь ворваться в город с юга и севера, с востока и запада. Подчас мне кажется, что найдено решение, но через пять минут Будзиловский без особого труда разбивает его, и я опять начинаю сызнова.
— Нет, Григорий Иванович. В лоб бить нельзя — упустим.
— Значит, надо перехитрить. А раз надо — можно. Давай вместе думать.
И снова ведем мы бойцов перелесками, болотами, оврагами. Разбиваем их на группы. Пытаемся с разных сторон проникнуть в город… Безнадежно: враг неизбежно ускользнет, бой затянется… Остается ждать разведчиков: быть может, их сведения подскажут правильное решение.
Открывается дверь, и в комнату входят Пашкевич и Буровихин.
— Прости, комиссар. Важные известия… Докладывай, Василий.
Буровихин рассказывает, как он явился в Трубчевск, как предъявил коменданту свое брянское удостоверение и как комендант томил его сутки, очевидно, запрашивая Брянск. Потом сразу же переменил отношение, стал предупредительным, ходил с ним вместе в парикмахерскую, угощал обедом, а затем ни с того ни с сего заговорил о том, что в районном городке Локте организуется «национал-социалистическая партия всея Руси», что ядро этой партии составляют царские офицеры-эмигранты во главе с каким-то Воскобойниковым и что в связи с созданием этой партии им, Буровихиным, интересуется одно «важное лицо».
Это «важное лицо» оказалось фашистским чиновником. Он обстоятельно расспрашивал Буровихина о Сарепте, о Ленинграде, о тех обстоятельствах, при которых Василий попал в плен, и, оставшись, очевидно, довольным опросом, дал ему поручение.
Буровихин должен отправиться в Севск. Севский комендант свяжет его с Воскобойниковым. От Буровихина пока требуется одно: войти в доверие к руководству партии и тактично узнать, нет ли у Воскобойникова родственников в Америке. Чиновник предупредил, что, возможно, Буровихин услышит в Локте высказывания, которые не совсем будут соответствовать его, Буровихина, естественному уважению перед величием и задачами германского райха, но пусть пока он смотрит на это сквозь пальцы и обо всем докладывает лично ему…
Помню, тогда, в Челюскине, мимо моего сознания прошел этот рассказ: все мысли были в Суземке. Я поручил Пашкевичу заняться Буровихиным, а мы снова засели за план операции.
Пашкевич с Василием примостились в углу комнаты, и до меня долетали лишь отдельные фразы Буровихина:
— Финский полковник разбушевался и кричал на коменданта: «Ваши имперские войска бегут из-под Москвы, а здесь должна литься финская кровь? Завтра вы побежите от Ленинграда, а мне прикажете пробираться на родину через Скандинавию? Нет, слуга покорный…»
В комнату шумно входят Богатырь и Паничев. Они принесли только что полученные данные от суземских разведчиков:
— Завтра утром Богачев созывает в комендатуре совещание, всего командного состава. Он задумал под видом партизан подобраться к нам и уничтожить одним ударом…
— Под видом партизан? — переспрашиваю я, и в голове уже мелькает новая, неожиданная, пока еще не вполне оформившаяся мысль. — Завтра утром совещание?
— В восемь часов утра.
— Очень хорошо… Вот в этот час мы и пожалуем к ним…
— Погоди, погоди, Александр, — перебивает Богатырь. Он, очевидно, начинает понимать мой замысел. — Но ведь в восемь часов уже светло. Нас заметят.
— А я и не собираюсь скрываться. Мы пойдем открыто. Пусть видят. В этом весь смысл…
Примерно через час приходит Кенина из Суземки. Она подтверждает сведения о завтрашнем утреннем совещании в комендатуре и добавляет важную для меня деталь: в Суземке распространился слух, будто какой-то полицейский отряд прошел на Колпины ловить партизан.
ebooksa