Колдовской снег

– Они заслужили это, – равнодушно отозвалась она.

– Чем? – спросила я, все больше злясь. – Тем, что не захотели тебя?

Она перевела на меня взгляд холодных, как лед глаз.

– Ты не понимаешь, как тебе повезло, – сказала колдунья. – Я освободила тебя от ужасного гнета и участи быть опозоренной.

– Что ты несешь? – морщась, бросила я. – Меня никто не позорил.

– Мужчина все равно однажды опозорит женщину, – сказала она бесстрастным тоном. – Рано или поздно это случится. И твои чувства не смогут этому противостоять. Они причиняют боль. А боль губительна. Я спасаю тебя от погибели, но ты неблагодарна потому, что глупа.

Она говорила так уверенно и спокойно, что на секунда даже показалось, чем-то она в чем-то права. Я вспомнила последнюю ссору с Кириллом и подумала, если бы он не был таким упрямым, и привез вовремя это шампанское, ничего этого не было бы. И если бы я не была такой вспыльчивой и болтливой тоже. Так что оба виноваты.

– Так бывает, – сказала я, – кто-то обижается, кому-то больно, но все решается, если люди хотят быть вместе. Нельзя из-за таких мелочей превращать людей в башни.

– Лучше в статуи? – спросила она, проявляя едва заметный интерес.

– Что? – не поняла я. – Какие статуи? Я говорю, нельзя превращать людей в лед! Они же люди!

– Они достойны именно этой участи за свое равнодушие, – холодно отрезала колдунья.

С этим было сложно спорить. Кирилл проявил как раз это самое равнодушие, когда не поехал за шампанским. Но тогда я и подумать не могла, что такой пустяк приведет к угрозе превратиться в ледяную башню.

– Может и так, – сказала я, – но это все равно не дает тебе права на то, что творишь.

– И почему?

– Это неправильно! – в бессилии выкрикнула я. – Ты что не понимаешь? Они люди! Они живые.

– Они продолжают жить в облике башен, – невозмутимо сказала она.

Я схватилась за голову.

– Да о чем я с тобой говорю. С чего бы вдруг понимала? Немудрено! Ты ведь сама ледяная!

Глаза колдуньи сверкнули синим, платье раздулось, рукава наполнились и из них вылетели клубы снега. Все фигура женщины как-то увеличилась, а я ощутила себя козявкой рядом с этой величественной и непреклонной женщиной.

– Не смей говорить со мной в таком тоне, тля, – произнесла она гулко, и стены замка зазвенели как хрусталь. Мелькнула мысль, что не такая уж она и бесчувственная, если может так орать.