Но Жан, увы, сказал совсем не так. Из него прямо полился град ругательств, которыми он обложил меня, сквернословя на разных языках. Быстро прыгнув и вытащив из-за пояса тесак, он резко рубанул им. Всё, что мне оставалось, это быстро упасть, уходя от удара разозлённого пирата. Упав на песок, я откатился с линии удара.
Тяжёлый иззубренный клинок с хрустом вонзился в песок, недалеко от меня. Вскочив на ноги и взяв в горсть песок, я швырнул Жану его в лицо, попав ему в глаза.
— Ты, créature, bestiole, avorton! Как таких земля только носит?
— Так же, как таких, как ты, Жан, — орал я ему в ответ, убегая от него по берегу.
— Racaille, gredin, scélérat, — орал он мне в ответ, захлёбываясь от дикой злобы.
— Добрый, отзывчивый, находчивый, — сам себя нахваливал я, внимательно глядя себе под ноги и изворачиваясь, каждый раз, от постоянно прилетавшего мне в спину клинка.
Наши с Жаном догонялки и дикие крики привлекли к себе внимание остальных пиратов.
— Эй, ей, ей! Жан, ты что там делаешь?
— Я зарублю этого мелкого негодяя!
— Ээ! Успокойся, брат! Гасконец будет категорически против этого, он ему нужен пока живым.
— Это отродье дьявола уже умерло в море, а мы видим перед собой его гнусную ипостась, — восклицал в ответ Жан, яростно размахивая клинком. — Но я прекращу наши мучения, и мы избавимся от этого гачупина, кем бы он ни был на самом деле! — и он особо удачно хлестнул своим тесаком, чуть не убив меня.
Свист рассекаемого клинком воздуха я услышал, лишь, в последний момент и увернулся от него, буквально в последнее мгновение. На память Жану остался очередной клок волос и кусочек скальпа с моей головы. Увидев сгрудившихся недалеко от меня кучку пиратов, я рванул в их сторону.
Я уже устал бегать от Жана. Он был сильнее и быстрее меня, за счёт своего возраста и сносного питания, я же ослаб от голода намного сильнее, чем он. Мои худые ноги, больше похожие на сухие палки, не позволяли мне долго бегать по вязкому песку. Лёгкие уже вовсю горели диким огнём, вызывая адскую боль в груди.
Нёбо саднило от кислородного ожога, а жаркое солнце сильно напекло голову без банданы, которая слетела с меня в процессе бегства. Добежав до пиратов, я надеялся, что они спасут меня от бешеного Жана, которого я сам разозлил. Но, кроме осторожных уговоров, которыми они увещевали своего товарища, они не предпринимали никаких действий, чтобы защитить меня.
Да им было глубоко наплевать на меня! Подумаешь, испанский юнец, который помог им добраться до острова. А был ли у него выбор? Их мнение было однозначно — не было у подростка никакого выбора. Так зачем же его защищать?
Разозлится Гасконец? Ну, разозлится и успокоится. Они сейчас не на корабле, и слово капитана несколько ослабло. Не зря же пиратские команды называют береговым братством. Брат должен выручать брата. А брат сейчас, оскорблённый в лучших чувствах, гоняется за гачупином. Ну и пусть гоняется, на это же весело смотреть и довольно смешно.
Хоть какое-то развлечение в их жизни. А зарубит? Так и польза братству, и расходов меньше. Зарубит подростка, а там и падре пойдёт навстречу к богу. А то уже надоели оба своим присутствием. Такие размышления отчётливо читались на их лицах.
И вне себя от отчаяния, я бросился в воду мелководной бухты, надеясь добраться вплавь до корабля и спастись там. А не доберусь, лучше уж достаться рыбам, чем этим людям на растерзание.
Морская, тёплая, как молоко, вода нежно приняла меня в свои объятия и я, почувствовав глубину, как рыба стал работать всем телом, стремясь быстрее отплыть от берега. Жан бросился за мной, но зайдя по пояс в воду, оставил это занятие. Громко матерясь по-французски и грозя мне с берега кулаком, он пошёл разбираться с падре.
Когда я выплыл на берег обратно, то получил от Жана лишь один удар кулаком в лицо, которым он разбил мне нос. Кровь из него хлынула ярко-красными каплями, но быстро остановилась. То, что я увидел потом, надолго, если не навсегда, заставило меня думать и подбирать свои слова к месту и времени, не говоря попусту. Ибо от этого, зачастую, зависела жизнь других людей.