Потянувшись, сам чмокнул его в губы, блеснув глазами, и тут же потребовал:
– Отпусти меня!
– Ты же обидишься, если отпущу, – лукаво улыбнулся Раэн и повторил поцелуй, но на этот раз гораздо основательнее. А потом, запустив пальцы в блестящую копну мягких смоляных волос и поглаживая другой рукой спину юноши, признался: – Камаль, прости, я к тебе по важному делу. Мне очень нужна твоя помощь, сердце мое. Точнее, Фарису нужна. Ты же не веришь в то, что сказал Сейлем? Или веришь?
– Не знаю, – вздохнул Камаль. – Я спросил у отца, почему степняки не ограбили никого из парней, а он сказал, чтобы я не забивал себе голову тем, чего никогда не пойму. И велел не ходить к тебе.
– Солнце мое, можешь быть уверен, ты гораздо умнее, чем все старейшины Нисталя вместе взятые, раз никому из них в голову не пришла эта мысль. Разумеется, Фарис ни в чем не виноват, но это нужно доказать. Ты же был на похоронах?
Камаль кивнул, откровенно млея под легкими прикосновениями.
– В чем хоронили Малика, помнишь? – спросил Раэн. – В той же одежде, в которой он погиб?
– Нет, конечно! – поразился Камаль такому невежеству в обычаях. – Его обмыли и переодели. В самый лучший наряд, как положено. – И тихо добавил: – Свадебный, наверное…
– Слава Небесам! – облегченно вздохнул Раэн, снова положив руки Камалю на плечи и вглядываясь в лицо. – Слушай внимательно, малыш. Когда Малика привезли домой, у него на одном из сапог была пряжка в виде полумесяца. Из-за нее-то он и погиб. Только ничего пока не спрашивай, ладно? Потом все узнаешь. Как ты думаешь, куда она могла попасть? К кому?
– Не знаю… – озадаченно протянул нисталец. – Хотя… Касим наверняка знает!
– Касим?
– Старший брат Малика. Он чуть с ума не сошел, никому и притронуться к Малику не дал. Обмывать и одевать покойника – женское дело, а Касим все сделал сам.
– Камаль, – мягко попросил Раэн, сдерживая нахлынувший азарт взятого следа. – Ты можешь узнать, где эта пряжка? Только так, чтобы Касим этого не понял. А если сможешь ее раздобыть – считай, что Фарис уже оправдан.
– Могу попробовать… – уныло отозвался юноша и пояснил: – Касим сейчас везде таскается за Сейлемом. Тот его словно заворожил. А Сейлема я терпеть не могу. Он… скотина!
Раэн прикусил губу изнутри. В голосе Камаля, всегда таком игривом и веселом, звучал непривычный холодный гнев. Если ир-Фейси откажется… Это все очень осложнит!
– Он тебя обидел? – вкрадчиво спросил Раэн. – Чем?
– Сейлем? – Камаль брезгливо передернулся в его объятиях и тихо ответил: – А ты сам как думаешь? Я с ним никогда не хотел… Скользкий он, холодный… Вроде улыбался, а сам смотрел на меня, как на слизняка! Ладно, не нравлюсь я ему, так и не трогал бы, не приставал. А он меня долго уговаривал, дорогие подарки предлагал… Даже деньги, как будто я… совсем непотребный!
Возмущение Камаля, охотно принимавшего от ночных гостей копченое мясо, хлеб и сыр, было бы забавным, не понимай Раэн, что для юноши действительно важна эта тончайшая грань. Отдаваться за подарки, пусть и такие немудреные, казалось ему менее грязным, чем просто за деньги. Любовник всей долины, развратник, но не обычная шлюха.
– Он тебя силой взял? – так же негромко спросил Раэн, опять принимаясь гладить напряженную спину Камаля.
– Нет, – буркнул тот. – Уговорил. Я сам дурак, знаю, не надо было соглашаться… Их всего двое тогда осталось из взрослых парней, кто со мной даже не пробовал… Он и Фарис. И все об этом знали, понимаешь? Вот если бы Фарис позвал, я бы с ним без всяких подарков! Он славный! Добрый, красивый, веселый… Я бы для него так постарался! Он…