Ширали умолк. За открытым окном синели вершины гор. Легкий ветер влетал в палату, приносил запах свежескошенного клевера, слышалось щебетанье птиц, шелест листьев могучих чинар. Их ветви тянулись в окно. Видимо, им тоже хотелось услышать о том, что было более полувека назад…
— Ширали, читай дальше, — кивнул на листки Андрей.
— Прочти, Ширали, — попросил и сержант.
Айнур и Гозель молчали, но по их лицам можно было понять, что девушки ждут продолжения письма.
Ширали читал письмо и уносился мыслями в далекое время, потом возвращался назад и чувствовал, что в какой-то мере завидует своему другу и сержанту… Они уже были чем-то похожи на того далекого комсомольца, о котором с такой любовью писал полковник Ткаченко. Андрей спас женщину, Гриша был ранен, но сумел задержать нарушителя… А что сделал он, Ширали? И сможет ли вообще что-нибудь сделать?..
«Так вот каким был этот Алексей Кравцов, — думала Айнур, — смелым, решительным, непримиримым. А ее, комсомолку, хотят насильно выдать замуж, взять калым. И она не может противостоять воле отчима… Нет. Не бывать этому!»
— «Комсомольцы — добровольцы», — звучала в голове Гозель знакомая мелодия, и под ее напев ей хотелось хотя бы одним глазом увидеть далекое уже время. И не только увидеть, но и принять самое деятельное участие. Ну, а если нельзя туда — что бы хорошее, доброе сделать сейчас? Ведь она же комсомолка и хоть чем-то должна походить на «того парня»…
Гриша тоже был тих и задумчив. Он снова «прокручивал» в памяти детали недавней схватки с нарушителями, представлял, как бы на его месте поступил Алексей Кравцов? Конечно, более умело, более продуманно…
Иной образ героя-пограничника вырисовывался перед Андреем. В беседах с Ширали, Кучук-ага, собственных мыслях он уже нарисовал образ героя-пограничника. И теперь, слушая рассказ полковника Ткаченко, он сверял, насколько правильным был образ, созданный воображением. И убеждался, что Алексей в жизни был проще, понятнее. И какими-то мелкими, незначительными казались переживания о лице, шрамах. Да и сам факт спасения матери Айнур начинал бледнеть, как бледнеют предрассветные сумерки перед ослепительными лучами восходящего солнца…
Их было в палате шестеро: две девушки и четверо ребят, один из которых как бы пришел сюда из своей вечной молодости, чтобы поговорить, послушать, посмотреть. Шестеро комсомольцев, и все они нуждались в этой встрече. Она была нужна им, совершенно разным и в то же время похожим друг на друга…
— Вот таким был Алексей, дорогие ребята, — прочитал Ширали последние строки письма и, аккуратно сложив листки, вопросительно посмотрел на друзей.
Закусив пухлые губы, Айнур рассеянно перебирала кончик косы. Похрустывая по привычке пальцами, задумчиво смотрела в окно Гозель. Сержант осторожно щупал руку, словно пробуя, — нельзя ли снять гипс? Задумчиво покачивал головой Андрей, как бы стараясь утихомирить боль.
Стояла тишина, никому не хотелось нарушать ее, ни движением, ни словом. Ребята как бы чувствовали, что в маленькой палате военного госпиталя присутствует незримо кто-то еще…
…Несмотря на чрезвычайно тяжелые условия, в которых проходит борьба с бандитскими шайками (сильная жара, отсутствие воды, отсутствие бурдюков, отсутствие достаточного количества хлеба, фуража, гористая местность) настроение отряда после операций является боевым. За период, предшествующий непосредственным столкновениям с бандитскими шайками… было 8 боевых столкновений, которые длились примерно с 2 до 5 часов каждый. С наступлением темноты банды снимались и уходили.
В боевых столкновениях красноармейцы показали выдержку, настойчивость и храбрость…
…Бежало время, словно боясь опоздать куда-то. Вставали над заставой зори, гасли закаты. Безжалостные лучи солнца нещадно палили с выцветшего от зноя небосвода, прожигая насквозь крыши, навесы. Порой налетал эпгек — горячий обжигающий ветер — суховей, с севера мела песчаная позёмка, мириады песчинок секли лицо, проникали под одежду, скрипели на зубах, забивали уши. Пересыхало во рту, звенело в ушах и кровь молоточками стучала в висках. Ночи не приносили прохлады, раскаленные за день скалы, холмы, барханы исходили одуряющей духотой, от которой не было спасения. Липкий пот приклеивал тела к простыням. Пограничники мочили их, но через десять-пятнадцать минут простыни просыхали снова. Ребята ворочались с боку на бок, стараясь заснуть, но это было трудно. Донимали москиты, их не задерживала марля, натянутая в оконных проемах, казалось, они лезли сквозь стены казармы. Они не звенели, как комары, не предупреждали о своем налете. Жалили молча и остервенело.
В один из летних дней, словно сигнал боевой тревоги прозвучал над заставой. Свободные от нарядов пограничники, обгоняя друг друга, выскакивали из казармы, спешили к воротам.
Кто-то схватил бегущего Ширали за руку, недоумевая спросил:
— Да куда вы все? Что случилось?..
— Андрей приехал, — возбужденно ответил Ширали.
ebooksa