— А песню про Иссык-Куль знаешь? — неожиданно спросил Улан Токомбаев и узкие глаза его засветились надеждой.
— Не знаю, — вздохнул Алексей, — ты попробуй напой, может, подлажусь…
Молодой киргиз откашлялся и вот зазвучал над заставой его тягучий гортанный голос. Робко поддержала его гармонь, потом осмелела, гармонист постепенно «нащупал» мелодию, вот схватил ее, и слитые, гармоничные звуки полились в вечернем душном воздухе. Песня киргиза была своеобразной и все слушали ее, хотя и не понимали слов…
Закончив песню, Улан, улыбаясь, спросил:
— Вы знаете, ребята, сколько лет этой песне? Тысяча!
— Может, две? — предположил кто-то из пограничников.
— Может и две, — миролюбиво согласился Улан.
— Почему так думаешь? — поинтересовался кто-то из ребят.
— Она хорошая, а хорошее живет долго-долго. Так мой отец и дедушка говорили.
— Мудрые у тебя старики, Улан, — сказал Алексей, — правильно понимают.
— И мы мудрыми будем, — согласился один из пограничников. — Когда проживем сколько они, ох, и хитрыми станем. Ни один нарушитель не уйдет!
— Что же получается, — сказал пограничник, тот что заказывал Алексею сыграть «Лявониху», — всю жизнь на заставе служить собираешься?
— Чего городишь, — горячо воскликнул Алексей, — лет через двадцать границ вообще не будет!
— Не пойму… как это? — недоуменно протянул Улан.
— А вот так, — отложив гармонь, произнес Алексей, — не будет и все! Скажи, есть граница между твоей Киргизией, к примеру, и Сибирью?
— Зачем она? — пожал плечами Улан.
— У нас союз братских республик, — добавил Жалнин. — Какие еще границы?
— Правильно мыслишь, — махнул рукой Алексей. — Так неужели думаете, что за столько лет люди не поймут, что жить одной семьей лучше. Сейчас басмачи и баи бегут в Иран, Афганистан, а если там тоже бедняки власть возьмут — куда этим бандитам и богатеям бежать?
— А басмачей мы сами перебьем! — горячо воскликнул Жалнин. — Раз-два и на мушку!
— Ох, какой ты храбрый, — засмеялся Алексей. — А это кто же вчера на стрельбище из тридцати возможных выбил ноль целых хрен десятых… Уж не ты ли?