– И что дальше? Что стало с его разработками?
– Слушай, Лер, мы так и не поели. Давай разогреем еду и договорим за ужином? – предложил Дима.
– Только есть будем не здесь. Заляпаешь мне всю гостиную кетчупом, – недовольно проговорила я, направляясь в сторону кухни.
Под недоуменным взглядом Индюка я выложила фаст-фуд на тарелки, поставила их в микроволновку разогреваться и включила чайник. Кухню быстро заполнил аппетитный аромат вредной пищи, и я поняла, как сильно на самом деле хочу есть. Пока накрывала на стол скатерть и раскладывала приборы, Дима не проронил ни слова, с интересом наблюдая за мной.
– Ну так что с исследованиями Шолохова? Я не слышала ничего о подобном препарате, – выставляя на центр стола горячие бургеры, я вернулась к теме беседы.
– И не могла услышать. Исследования и наработки Шолохова пропали. Все записанные в электронном виде данные оказались удалены, а что касается физических носителей… По официальной версии они были уничтожены во время взрыва, – Смирнов внимательно посмотрел на меня, явно желая, чтобы я продолжила его нить размышления.
– Но ты так не считаешь, верно? Ни один ученый, который совершил открытие такого рода, не перенесет все на один-единственный носитель. Всегда будут копии… – рассуждала я.
– Верно, – довольно проговорил Смирнов и жадно укусил биг-мак.
– И ты полагаешь, что их выкрали, единственного человека, способного повторить свои исследования, убили, а общественности представили все как террористический акт? – докончила я.
– Думаю, Шеллар и Шолохов договорились о встрече. Наш старый знакомый наверняка хотел получить разработки ученого, но тот вряд ли бы их отдал. Во всяком случае, пока официально не запатентовал их своим именем. Каким образом Шеллару удалось уговорить Шолохова на встречу, непонятно. Возможно, по старому знакомству. Мужчины пару раз пересекались на конференциях…
– Тогда у Шолохова тем более не было с собой исследований. Он бы не потащил их на простую встречу со старым приятелем, – перебила Диму я, и он кивнул.
– Именно. Его просто хотели убрать.
– Получается, исследования Шолохова все-таки попали в руки к Шеллару и его сообщникам, – заключила я, нагло выхватывая последний куриный наггетс, за которым потянулся Дима.
– На здоровье, маленькая прожора, – хмыкнул он, но тут же забыл про наггетс, возвращаясь к своему рассказу. – Договорившись с Шолоховым о встрече, заранее забронировав конкретный столик и оставив рядом с ним бомбу, Шеллар и его сообщники привели ее в действие, когда Виктор Семенович пришел в кафе. До этого им удалось каким-то образом выкрасть его исследования. Уверен, что удалось, иначе бы от него не избавились.
– Но если все так, как ты говоришь, то наш уважаемый Михаил Романович получил доступ к исследованиям своего покойного коллеги и, скорее всего, их завершил. Почему тогда мы ничего не слышали об этом открытии?
– Тут происходит ряд других интересных событий, к которым снова имеет отношение Оболенка, – расплылся в улыбке Смирнов, словно говорил о чем-то необычайно приятном. Мне было забавно наблюдать за ним таким. Сейчас я видела, что он совершенный фанат своего дела.
– Ну… – протянула я, – теряюсь в догадках, про какие события ты говоришь.
– Следи за логикой… Открытие Шолохова могло положить конец исследованиям стволовых клеток, получаемых из эмбрионов и использовании их в евгенике. Так? – Дима внимательно посмотрел на меня, и я кивнула, все еще не понимая, к чему он ведет. – Но открытие так и не произошло. Более того, все, что создавалось годами, пропало, сам ученый погиб. Остается только продолжать эксперименты со стволовыми клетками.
– Верно…
– Но получение стволовых клеток, их изучение и применение с самого начала имело огромное препятствие – церковь, руководствующуюся этическими принципами, ведь, по их мнению, эмбрион – уже человек, наделенный душой. Этого же мнения придерживаются не только церковники. Спустя полгода после гибели Шолохова верховный Суд Европейского союза запретил патентование ряда изобретений, и любые евгенические эксперименты и манипуляции с эмбриональными стволовыми клетками человека32.