Геймекер

Кондаков, пытавшийся связаться с родными, имел лишь краткий разговор с супругой, после которого у нее случилось тяжелое обострение депрессии, навсегда сделавшее невозможным их дальнейшее общение. Больше никто из родственников на связь с ним не выходил.

Кондаков тяжело переживал случившееся. В одночасье он лишился родных, которым, в таком виде, оказался не нужен, своего статуса и места в Большом мире.

К счастью еще в реале, несмотря на столь неординарный приход в фирму, он сумел поладить с мужчинами, сделав все от него зависящее, чтобы новые хозяева учли их интересы. Сам он, став директором, выступал не в роли грозного, взбалмошного начальника, а скорее в качестве старшего товарища, авторитетного, полезного для дела, умевшего сделать комфортной работу каждого из сотрудников. Поэтому никто из колонистов его смерти не радовался и не злорадствовал по поводу произошедшего. Постепенно он свыкся с новым положением.

Глава 44

Вика работала на фирме уже много месяцев. Странное, поначалу, занятие постепенно перестало ее тяготить, как в первое время, когда она чувствовала неловкость перед парнями, обсуждая детали оформления борделя и его аксессуары. Однако, время шло. Она влилась в коллектив, показав свои живописные таланты. Народ их оценил, и, невысокая поначалу, зарплата выросла до почти сказочного, по меркам их заштатного городка, размера.

После переворота, новые хозяева даже ввели ее в состав акционеров фирмы, правда, скорее символически, скорее, для понижения значимости «отцов основателей», чтобы намекнуть на их заменимость. Хотя доля ее была мизерная, однако в психологическом плане это имело значение.

Помимо прочего, повышение статуса сняло проблему стеснительности. Чувствуя себя на равных с корифанами порноискусства, Вика ощутила потенции, которые раньше старалась не афишировать. Последующие странные события, с недоделанной игровой площадкой, где двух ее скинов то ли изнасиловали, то ли, наоборот, сами они перетрахали всех, кто был того достоен, сняли последние тормоза. Она почувствовала легкость и полную свободу в выражении своих эротических эмоций, больше ни мало не стесняясь коллег.

Подобные разговоры больше не раздражали, стали не без приятности щекотать воображение, и она обстоятельно отвечала на расспросы Литератора, касающиеся женского восприятия секса.

С этими вопросами Литератор приставал ко всем бордельным «дамам». Однако Алла была женой Ника. Эта «должность» не располагала к откровенности с парнями, хотя в бабьем кругу ее фантазии били ключом, и она на редкость смачно могла описать подругам, что такого она сделала с тем или иным трахенбургером, если бы тот попался ей в руки.

Кристина, в те времена, когда еще была директором, имея статус начальницы, не снисходила до ответов по существу, отделываясь плоскими шутками. Правда иногда ее стеб оказывался столь точен, что при всей своей пиитической одаренности Вика не смогла бы так ясно сформулировать мысли, рождавшиеся между ее ног.

Так, на вопрос Литератора – что для женщины является признаком идеального секса, она ответила одним словом – небезвозмездность. В качестве же количественного критерия такого перепихона она со смехом назвала – «полноту финансового потрошения» партнера. «Любовь», которой, по ее словам, женщина гордилась бы всю оставшуюся жизнь – та, которая позволит сделать это быстро и радикально. Чтобы свое дальнейшее существование ее бывший мог продолжить лишь с абсолютно чистого листа. Жаль, что такое случается редко. На худой конец, можно заниматься этим долго, как можно дольше, желательно пожизненно. Тоже приемлемо, хотя и не столь феерично и незабываемо.

Но это в идеале. Реальная жизнь – пошлая штука, и в ней приходится довольствоваться малым… Мужик измельчал и яйцами, и кошельком, уже не говоря о прочих достоинствах. Все остальное, применительно к женской сексуальности, по ее мнению, – частности, которые хотя и бывают приятны, но непостоянны, зависят от настроения, личных предпочтений, и возникают, скорее, как «трепет ожидания», в отсутствии настоящих поклевок, чем в качестве реальных знаков женского эротизма.

Вика оказалась наиболее подходящим кандидатом в консультанты Литератору. К тому же, обладая артистической натурой, умела облечь свои ощущения в слова и образы, приличные и даже романтические, к чему ни Кристина, ни Алла были абсолютно не способны. «Дамы» на эти темы, изъяснялись почти одним матом, с цинизмом, коробившим мужчин, надолго отбивая у Литератора желание заниматься женским отделением борделя. Мозг женщины – худшее из того, чем наделила ее природа. Слава богу – кто-то выдумал миф о «женской загадке», и большинству из них хватает ума его придерживаться.

Такое же впечатление женское отделение могло оказать и на клиентов-мужиков (которые туда, конечно, заглянут). В результате, те скорее отдадут предпочтение бездушным силиконовым куклам, чем бабам вообще и их заведению в частности.

Однако постепенно, далеко не сразу, Вика сумела доказать – ее творчество имеет право на существование, не противореча ни эстетическим стандартам, ни коммерческим интересам предприятия.

Заручившись клятвенным обещанием парней никогда не посещать придуманные ей аттракционы, Вика пробовала себя не только в качестве сопровождающего оформителя, но и в создании самого контента. Правда, на то, что молодые люди на самом деле станут выполнять взятые обязательства, не очень рассчитывала, понимая, что козлы (слава богу) козлами и останутся, и станут совать свои носы во все щели, которые их не касаются.

Впрочем, она не имела ввиду ничего плохого. В целом, тепло относясь к мужской части бордельной общественности, она понимала – изредка их козлиной бороде и мокрым, холодным, непослушным носам там было самое место.

Вика предпочитала делать контент не в литературной, а в живописной форме, наподобие комиксов, которые, впрочем, еще легче, чем литературные изыски Климентия, трансформировались в игровую реальность. Это позволило открыть в борделе, хотя и небольшое, отделение для дам.

Произошло это не сразу. Первые пробы пера оказались робки и неумелы. Вика вообще была девушкой несколько старомодной. В ее воспитании главную скрипку играла бабушка, воплотившая в ней представления своего поколения о том, какой должна быть порядочная девушка. Она таскала ее в художественную и музыкальную школу, в балетную студию местного драмтеатра, а потом на бальные танцы во дворец культуры.

Вероятно, ее сексуальность развивалась под влиянием этих странных занятий и оказалась прочно спаяна с ними. Первый позыв такого рода она ощутила во втором классе, когда после бессонной ночи, в балетной пачке, в составе трех «маленьких лебедей» впервые вышла на публику, состоявшую из мальчишек ее класса.