Геймекер

Майор непроизвольно рассмеялся, вовсе не желая обидеть собеседника. Впрочем, тот и не думал обижаться.

Однако обоим, стало ясно, что продолжать церемонию не имело смысла.

Макото кивнул девушке. Та, со специфической японской грацией (не менее странной, чем японская музыка), поднялась с колен, открыла одну из стенных ниш и достала оттуда тонкую фарфоровую бутылочку и разлила ее содержимое в крохотные чашечки.

Мюллер еще раз рассмеялся и, не притрагиваясь к крохотульке, забрал у нее бутылку. Оставшегося в ней напитка было как раз на одну нормальную порцию. Он выпил ее из горла́, не разливая.

Специфическая водка крепко отдавала сивухой, но это не имело значения для Мюллера. Несмотря на отвратительное качество напитка, почти сразу же боль в его пояснице прошла, а окружающийся мир стал окрашиваться в краски, вполне приемлемые для жизни.

Макото вздохнул, глядя на майора, и щелкнул пальцами. Атсуко поняла, что церемония закончена и извлекла из ниши другой бамбуковый поднос, на котором двумя ровными рядами, стояло шесть бутылочек, наполненных жидкостью. Все они были только чуть больше первой.

– Ну что же, – подумал Мюллер, – экзотика, твою мать.

Он взял одну из бутылочек и выпил ее залпом. Крякнув, глянул на Макото, спросив, стиснув зубы, чтобы не срыгнуть этой дрянью:

– Что это?

– Саке – рисовая водка, – подтвердил его догадку Макото, – традиционный напиток самураев.

– Да, – съязвил, майор, – теперь я понимаю, почему они с такой легкостью делают себе харакири.

– Закусить-то хоть есть чем? – произнес он, оглядывая пустой столик, на котором кроме чая и саке ничего не было.

Произнес он это без задней мысли. Однако, уже задавая вопрос, задумался, какую же гадость предложит Макото.

– Лишь бы не медузу, – подумал он.

Еще в Гамбурге, знакомя его с японской кухней, дайнагон объяснил ему, что закуска к саке не может быть растительного происхождения, так как само саке – продукт брожения риса. Однако, Мюллер знал, что Макото не употребляет и плоти наземных животных, которая, согласно их древней традиции, для людей его круга была отвратительна. Более того, если бы что-то подобное хотя бы случайно попало в Чайный домик, он был бы осквернен и сожжен немедленно после его ухода вместе с лютней и диковинным, сверхценным горшочком.

Майор запомнил, что закуской, особенно в процессе «официальных» церемоний (на которой, как он полагал они сейчас присутствовали), может быть только сасими – тонкие кусочки рыбы, кальмаров, морских ежей или другой земноводной живности, желательно сырых, не подвергнутых термической обработке.

Однако их городок находился в сотнях миль от ближайшего моря, к тому же в прифронтовой зоне, где найти, что-либо подобное было невозможно. То же что плавало в болотах и мутных реках той мрачной местности, в которой они оказались, не взял бы в рот не только Макото, но и сам Мюллер.

С любопытством майор ожидал, как самурай выйдет из этого положения, на случай, готовясь к тому, что придется взять себя в руки и не ударить в грязь лицом перед радушным, но въедливо-ехидным в своей культурологической спеси хозяином.

– Закуску, – Макото кивнул Атсуко.

Та как всегда после указаний шефа, девушка кукольно улыбнулась, поднялась и достала из очередной ниши в стене маленькую подставку, на которой в нескольких рядах отверстий были закреплены белые фарфоровые цилиндрики с закругленными концами.