Вскоре дорога под копытами коня превратилась в узкую заросшую тропку, а потом и вовсе исчезла.
– Ох, как нехорошо! – сказал сам себе Мартин Мэй. – Уже три года мы с друзьями живём под сенью древ, и казалось, нам известен каждый уголок родной чащи. Но сейчас я не узнаю этих мест. Неужто и мне, вожаку лесного братства, довелось заблудиться? Рассказать кому – засмеют!
В этот самый миг он заметил вдали мерцающий огонёк. Разбойник спешился и, взяв своего скакуна под уздцы, пошёл прямиком на свет. Среди густых крон он чувствовал себя как дома и ничего не боялся, а что нынче недоброе время для путешествий, так и вообще запамятовал.
В миг, когда последние сполохи заката потухли на небесах, путник оказался на поляне и сразу понял, что попал в зачарованное место. Цветущие ветви причудливо сплелись над головой, образуя купол, и шелестели листьями, хотя не было ни малейшего ветерка. В густой траве пряталось множество светлячков, похожих на рассыпавшиеся крупинки золота, а под ногами звенел чистый ручей, через который был переброшен мостик из брёвен, скреплённых лозой. И тут Мартин Мэй почувствовал невыносимую жажду. Он привязал коня к дереву, склонился к ручью и зачерпнул полную пригоршню воды, от которой стыли руки. Но стоило ему лишь сделать первый глоток, как из темноты вышла прекрасная дева в расшитом платье цвета молодой листвы, перехваченном тугим кожаным пояском. Её голову украшал венок из одуванчиков, ярко-рыжие, не знавшие кос волосы ниспадали до пояса, а ожерелье и браслеты, казалось, были сделаны из свежих ягод рябины, которая никак не могла вызреть в эту пору. Одна нога девы была босой, другая же обута в сандалию с пряжками из светлого металла. В руках у неё была серебряная чаша.
– Неужели сам Мартин Мэй пришёл в мои владения и пьёт из моего ручья? – заговорила дева, и голос её был подобен звуку самых звонких колокольчиков Холмогорья.
– Вижу, ты знаешь, кто я таков, – ответил польщённый разбойник. – Но твоё имя мне неизвестно. Назовись же, о, прекрасная леди.
– В этих краях я известна как Медб. И всё, что есть в этом лесу, принадлежит мне, – сказала дева, остановившись у мостика, словно не решаясь приблизиться.
Мартин Мэй, заслышав её слова, рассмеялся и заявил так:
– Неужто ручей этот твой, как и деревья и травы, что растут повсюду? Как звери и птицы, что служат нам пищей? Может, и разбойничья ватага тоже не моя, а твоя? Мы ведь тоже живём в этом лесу. Признаюсь: до сегодняшнего дня думал я, что лес этот только мой, – ведь никто другой не смел заявлять на него права!
Дева ничуть не рассердилась за дерзкие речи и, улыбнувшись, продолжила говорить:
– Слыхала я, будто Мартин Мэй – не обычный лиходей, коих сотни, а благородный разбойник и бывший рыцарь, который всегда судит по справедливости, грабит лишь недостойных людей и делится добычей с бедняками. Вот и рассуди нас по справедливости, Мартин Мэй. Может ли статься так, что у леса есть и хозяин, и хозяйка? Захочешь ли поделиться добром с бедной девушкой?
– Что-то не больно похожа ты на крестьянку, – с сомнением покачал головой разбойник. – Чую я, в вопросе твоём есть подвох, и не стану я отвечать на него, пока не разберусь толком, кто ты и что тебе нужно. Думаю, ты и вовсе не человек.
– Ты догадлив, Мартин Мэй, – не стала возражать дева. – Я принадлежу к старшему народу, который вы, люди, зовёте эльфами. Вот только что это меняет? По-твоему, о справедливости могут просить лишь смертные? Нам она тоже не чужда, как и прочие человеческие радости.
– В таком случае твои права намного древнее моих, – решил разбойник, – но я не вижу в том большой беды. Я и мои люди всегда уважительно относились к твоему народу, и не было меж нами вражды. А лес большой, и места хватит всем. Если же тебя беспокоит, что я объявил себя хозяином местных угодий, то обещаю впредь не говорить этих слов. И прости, что пил из твоего ручья, не спросив на то изволения.
Мартин Мэй поклонился ей, и Медб, казалось, была поражена его учтивостью.
– Ты принял мудрое решение, – вымолвила она. – Мудрое, но не самое верное. Стань ты спорить со мной и настаивать на своём – я бы разгневалась. И всё же сердце моё всё ещё исполнено грусти.
– Чем же мои слова так опечалили тебя? – удивился разбойник. – Разве не затем ты заманила меня на свою поляну, чтобы заявить права на лес?
– Всё, что есть в этом лесу, принадлежит мне, – повторила Медб. – Теперь ты не станешь оспаривать это?
– Не стану, – сказал Мартин Мэй, глядя ей в глаза. И в этот же миг лицо девы озарила счастливая улыбка.
– Тогда испей доброго вина из моей чаши, – предложила она. – В знак того, что не осталось меж нами недомолвок или затаённой вражды.
ebooksa