– Что тебя так сильно злит? – спросил Гуго: – сам чёрт не шумит так, попав в святую воду!.. Ведь не ранен, надеюсь?
– Что значит такой вздор в сравнении с тем, что со мной случилось? Всякая рана показалась бы мне счастьем, блаженством раздушенной ванны! Знаешь ли, что со мной было после твоего отъезда из Арманьяка?
– Никакого понятия не имею.
– Так слушай же. Как-то раз, помнишь, злая судьба привела меня в Тулузу; там я встретился с одной принцессой… Что сказать тебе об ней? Фея, сирена… Калипсо! Цирцея! Мелюзина!.. Одним словом – чудо! Но к чему рисовать тебе её портрет?… Ты знал ее в Сен-Сави, куда она приезжала по моей убедительнейшей просьбе.
– Короче, принцесса Леонора Мамиани?
– Она самая. Само собой разумеется, как только я увидел ее, я влюбился безумно; у меня ведь сердце такое нежное, это уже у нас в породе… Чтобы понравиться ей, я пустил в ход все тайны самой утонченной любезности. Но у неё, видно, камень в груди: ничто не помогло! В одно утро она меня покинула без малейшего сострадания к моему отчаянию, но позволила однако же приехать в Париж, куда она направлялась не спеша, с роздыхами.
– Короче, мой друг, пожалуйста покороче! Я помню, что раз утром я встретил тебя, как ты отправлялся на поиски, точно римлянин за сабинянкой. Помню также, что ловкий удар шпагой положил конец твоей одиссее в окрестностях Ажана, и ты был принужден искать убежища под крышей родового замка, где, помнится, я тебя оставил. Потом?
– Говорит как по книге, разбойник! Потом, спрашиваешь ты? Ах, мой милый Гуго! только что я выздоровел и стал было готовиться к отъезду к моей прекрасной принцессе, как явилась в наших местах одна танцовщица, совсем околдовала меня и я поскакал за ней в Мадрид… Наверное, ее подослал сам дьявол!
– Не сомневаюсь. А потом?
– Заметь, что танцовщица была прехорошенькая, и потому я поехал вслед за ней из Мадрида в Севилью, из Севильи в Кордову, а из Кордовы – в Барселону, где наконец один флорентийский дворянин уговорил её ехать с ним в Неаполь. Моя цепь разорвалась и у меня не было другой мысли, как увидеть снова мою несравненную Леонору, и вот я прискакал в Париж чуть не во весь опор.
– Видел сам, видел! Ты еще был верхом, как появился ко мне на выручку!
– Бегу к ней, вхожу, бросаюсь к её ногам и разражаюсь страстью! Скала, мой друг, вечно скала!.. А что ужасней всего – она явилась передо мной еще прелестней, чем прежде… Я умру, наверное умру. Неправда ли, как она прекрасна?
– Очень красива!
– И такая милая! Стан богини, грация нимфы, молодость Гебы, поступь королевы, ножки ребенка, глаза – как брильянты… ручки…
– Да перестань, ради Бога! а то, право, переберешь весь словарь мифологических сравнений. Да и к чему? ведь я знаю и тоже поклоняюсь ей.
– И ты не сошел с ума от любви, как я?
– Но, – отвечал Гуго, запинаясь, – признайся сам, что твой пример не слишком-то может ободрить меня!
– Правда, – отвечал маркиз, вздыхая; – но я хочу забыть эту гордую принцессу. Я заплачу ей равнодушием за неблагодарность. Я соединю свою судьбу с твоей, я не разлучусь уже с тобой ни когда. Мы вместе станем гоняться за приключениями. Мы добьемся того, что о наших подвигах затрубят все сто труб Славы, я я хочу, чтобы, ослепленная блеском моих геройских дел, когда-нибудь она сама, с глазами полными слез, упала передо мной на колена, умоляя располагать ею… едем же!
– Куда это?
– Право, не знаю, но все-таки едем скорей!