– Вы сами видите, что нет: ведь я вас предупреждаю.
– Много милости! А если б однако же я вздумала отказать? Женщины так причудливы!
Гуго был просто в припадке хладнокровия; он улыбнулся, поклонился и отвечал:
– Нет, герцогиня, нет! вы согласитесь.
– Сейчас вы были наивны до дерзости; теперь вы смелы до наглости.
Орфиза встала с явным желанием прекратить разговор. Но Гуго решился идти до конца.
Он хладнокровно положил руку на эфес шпаги и поклонившись еще раз Орфизе, глаза которой сверкали от гнева, сказал ей:
– Если смелость – действительно преступление, то все-таки ничто не заставит меня отступить… Вы – или смерть!
Лишь только он вышел, Цезарь пожал плечами и вскричал:
– Это просто сумасшедший!
Но Орфиза, под влиянием внезапного, столь обычного у женщин переворота, посмотрела ему прямо в лицо и сказала:
– Он не похож однако же на прочих… Кого он возьмет, того сумеет и охранить!
Выйдя из отеля герцогини, Гуго пошел бродить без цели по улицам Парижа. Он мечтал о воздушных замках, над которыми видал в облаках образ Орфизы. Он сладит наконец с этой гордой герцогиней, с которой вечно приходилось начинать дело сызнова; он пожертвует для этого всей кровью, всей жизнью. Она увидит наконец, что он не шутил, когда принимал её вызов.
– С ней, – говорил он себе, – то улыбается надежда, то находит отчаяние; сегодня у ней – мелькала ласковая улыбка, завтра – ирония, сарказм… Молодая и прекрасная, она забавляется переменами, питается капризами… Но я сам из упрямого рода и покажу ей! Волей или неволей она должна сдаться и сдастся!
Гуго всё шёл да шёл.
Настали сумерки, потом и шла ночь. Опомнившись, он уже не знал и сам, куда зашёл. Он ждал первого прохожего, чтоб спросить дорогу в отель Колиньи, как вдруг вблизи раздались крики. Он кинулся на шум и в узком переулке, в ночном сумраке, увидел брошенный у стены портшез, между тем как несшие его лакеи с трудом отбивались от целой шайки мошенников.
Гуго выхватил шпагу и бросился на грабителей. Как только самый отчаянный из них упал от первого же его удара, все прочие бросились бежать, опасаясь, чтоб дозор не вмешался в дело, если борьба затянется далее. Гуго и не думал их преследовать и уже вкладывал шпагу в ножны, как вдруг дверца портшеза отворилась и из него вышла дама, закутанная в плащ и с черной бархатной маской на лице.
– Если она старая и дурная, – сказал себе Монтестрюк, – то пусть это доброе дело зачтется мне, по крайней мере, на небесах.
Незнакомка взглянула на него, пока он кланялся.
– Послушайте, что это значит? – спросила она.
ebooksa