В огонь и в воду

– Ну, это – как кому нравится. Мне так больше нравятся праздники. С другой стороны я слышал, что у людей духовных есть сотни отличнейших привилегий: богатые приходы, жирные аббатства с вкусным столом и с покойной постелью, где не побьют и не изранят…. А какая власть! их слушают вельможи, что довольно важно, да еще и женщины, что еще важней. Без них ничего не делается! их рука и нога – повсюду. А некоторые ученые утверждают даже, что они управляют миром. Я не говорю, разумеется, о сельских священниках, что таскаются в заплатанных рясах по крестьянским избам, а едят еще хуже своих прихожан. Нет! я говорю о прелатах, разжиревших от десятины, о канониках, спящих сколько душе угодно, о князьях церкви, одетых в пурпур, заседающих в советах королевских, важно шествующих в носилках… А что вы скажете, граф, о кардинальской шляпе?

Гуго сделал гримасу.

– Пропади она совсем! – вскричал он. – Монтестрюки все были военными.

– Ну, когда так, то перейдем лучше к важным должностям и к чинам придворным. Как весело и приятно быть министром или послом! Кругом толпа людей, которые вам низко-низко кланяются и величают вас сиятельством, что так приятно щекочет самолюбие. Вы водитесь с принцами и с королями, вы преважная особа в свете. Не говорю уже о кое-каких мелких выгодах, в роде крупного жалованья, например, или хорошей аренды. Кроме того, мне бы очень было весело поссориться, например, сегодня с англичанами, придраться завтра к испанцам, а при случае содрать взятку с венецианцев или с турецкого султана. Пресыщенный славою, я бы мирно окончил жизнь в расшитом мундире и в шляпе с перьями – каким-нибудь первым чином двора.

– Гм! – сказал Гуго, – слишком много лести с одной стороны и неправды с другой!.. склоняться перед высшими, гордо выпрямляться перед слабыми, вечно искать окольных путей, плакать – когда властитель печален, смеяться, когда он весел, корчить свое лицо по его лицу, вся эта тяжелая работа со всем не по моему характеру – к тому же у меня никогда не хватит храбрости возиться с чужими делами, когда и со своими-то собственными часто не знаешь, как сладить.

– Есть еще кое-что, – продолжал Коклико, – и чуть ли это будет не получше. Можно вернуться в Тестеру, где вас любят, да и сторона там такая славная, прожить там всю жизнь, поискать славной хорошенькой девушки порядочного рода и с кое-каким приданым, жениться на ней и народить добрых господ, которые, в свою очередь, тоже проживут там до смерти, сажая капусту. Так можно прожить счастливо, а это, говорят, ведь не всякому дается.

– Мы такого рода, что одного счастья нам еще мало, – гордо возразил Гуго.

Коклико взглянул на него и продолжал:

– Да, кстати, граф, о Монтестрюках рассказывают какую-то историю; я что-то слышал об этом, еще будучи ребенком… Мне давно хочется спросить у вас о всех подробностях. Меня всегда интересовало, откуда у вас фамилия Шаржполь и девиз: «Бей! руби!» что написано у вас на гербе; так кричат, кажется, члены вашего рода в сражениях. Не объясните ли вы нам всего этого? Мне бы это теперь и надо бы узнать, раз я сам принадлежу к вашей свите.

– Охотно, – отвечал Гуго.

Они ехали в это время в тени, между двумя рядами деревьев, и ветерок слегка шелестел листьями; до ночлега оставалось две или три мили; Гуго стал рассказывать товарищам историю своего рода, между тем как они ехали по бокам его, внимательно слушая:

– Это было в то время, начал он, когда добрый король Генрих IV завоевывал себе королевство. За ним всегда следовала кучка славных ребят, которых он ободрял своим примером; ездил он по горам и по долам; счастье ему не всегда улыбалось, но за то он всегда был весел и храбро встречал грозу и бурю. Когда кто-нибудь из товарищей его переселялся в вечность, другие являлись на место, и вокруг него всегда был отряд, готовый кинуться за него в огонь и в воду.

– Как бы мне хотелось быть там, – прошептал Коклико.

– Случилось раз, что короля Генриха, бывшего тогда еще, для доброй половины Франции и для Парижа, только королем наваррским, окружил, в углу Гаскони, сильный отряд врагов. С ним было очень немного солдат, вполне готовых, правда, храбро исполнит свой долг, но с такими слабыми силами нелегко было пробиться сквозь неприятельскую линию, охраняемую исправными караулами. Король остановился в лесу, по краю которого протекала глубокая и широкая река, окруженная еще срубленными деревьями, чтобы закрыть ему совсем выход. Враги надеялись одолеть его голодом, и в самом деле, отряд его начинал уже сильно чувствовать недостаток в продовольствии.

– Генрих IV бегал как лев кругом своего лагеря, отыскивая выхода и бросаясь то налево, то направо. Происходили небольшие стычки, всегда стоившие жизни нескольким роялистам. По всем дорогам стоял сильный караул, а переправиться через реку, где караул казался послабей, и думать было невозможно: она была такая быстрая, что без лодок нельзя было обойтись, а достать их было негде.

– Чёрт побери! – бормотал король, – не знаю, как отсюда выйти, а все-таки выйду!..

– Такая уверенность поддерживала надежду и в его солдатах.

– Раз вечером, на аванпостах показался какой-то человек и объявил, что ему нужно видеть короля. На спине у него была котомка и одет он был в оборванный балахон, но смелый и открытый взгляд говорил в его пользу.

– Кто ты таков? – спросил его офицер.

– Я из таких, что король будет рад меня видеть, когда узнает, зачем я пришел.