Циклоп

– Завтра ночью, сразу после того, как охранник принесет ужин. Ганн долго смотрел на Питта тяжелым взглядом и потом сказал:

– Ты должен бежать в одиночку, Дирк.

– Мы пришли вместе, вместе и уйдем.

Джордино покачал головой:

– Ты не сможешь тащить нас с Джесси на спине.

– Эл прав, – сказан Ганн. – Мы не в том состоянии, чтобы проползти хотя бы пятьдесят ярдов. Лучше мы останемся, чем пойдем с тобой и лишим тебя шансов на успех. Освободи Лебаронов, и гребите в Штаты что есть сил.

– Я не могу рисковать и довериться Рэймонду Лебарону. Наверняка он сдаст нас. Не верю его рассказам о том, что остров – всего лишь тайный курорт для бизнесменов.

Ганн недоуменно покачал головой:

– Первый раз вижу такой курорт, где распоряжаются военные, которые еще и пытают своих гостей.

– К черту Лебарона! – Глаза Джордино сузились от ярости. – Но ради бога, спаси Джесси до того, как этот сукин сын Глай убьет ее.

Питт был загнан в угол.

– Я не могу просто уйти и оставить вас двоих на верную смерть.

– Если ты этого не сделаешь, – серьезно сказал товарищ, – то умрем мы все, и больше никто не сможет рассказать, что происходит на этом проклятом острове.

Настроение было мрачным, но прошло уже довольно много времени, поэтому на душе стало не так тяжело. На утреннее мероприятие собралось не больше сотни людей. Несмотря на то что присутствовал сам президент, лишь один канал новостей направил съемочную группу освещать событие. Небольшая толпа тихо стояла в укромном уголке парка Рок Крик и дослушивала конец краткой речи президента:

– …и поэтому сегодня утром мы с вами собрались, чтобы отдать запоздалую дань уважения восьмистам американским солдатам, чье судно «Леопольдвилль» было подорвано торпедой в порту Шербур во Франции в канун Рождества 1944 года. Еще никогда таким трагедиям военного времени не было отказано в чести, которую они заслуживают. Еще никогда о таких трагедиях настолько не забывали.

Он замолк и кивнул в сторону памятника, накрытого покрывалом. Покров стянули, явив народу статую одинокого солдата, стоящего в решительной позе, с уверенным взглядом, одетого в шинель и при полном полевом снаряжении, с карабином «М 1», перекинутым через плечо. От бронзовой ростовой статуи военного, поднятого на волне, обвившей его за лодыжки, веяло величием.

После минуты аплодисментов глава государства – он, кстати, проходил военную службу в Корее, лейтенантом в артиллерийском подразделении морской пехоты – начал пожимать руки выжившим бойцам с «Леопольдвилля» и другим ветеранам дивизии Пантер. Приближаясь к лимузину Белого дома, он внезапно застыл, когда пожал руку десятому мужчине в ряду.

– Трогательная речь, господин президент, – послышался знакомый голос. – Мы можем поговорить наедине?

Губы Леонарда Хадсона расплылись в иронической улыбке. Теперь он совершенно не походил на кедди Реджи Салазара. В этот раз на его лице была дьявольская бородка, дополняющая густые седые волосы. Он был одет в шерстяной свитер с высоким воротником и твидовый пиджак. На ногах – фланелевые брюки темно-кофейного цвета и отполированные до блеска английские кожаные туфли. Он выглядел так, будто сошел с плаката, рекламирующего коньяк в журнале «Таун энд Кантри».

Президент повернулся к агенту секретной службы, стоявшему в футе от его локтя, и сказал: