Циклоп

Фидель Кастро, ссутулившись, сидел на рыболовном кресле и задумчиво глядел на воду под кормой своей сорокафутовой моторной яхты. Его плечи были напряжены, а руки в перчатках свободно сжимали тяжелое удилище из стекловолокна. Леска тянулась от огромной катушки во вспенивающиеся волны. Проплывавшая мимо барракуда сорвала с крючка приманку из мяса дельфина, но Кастро даже не заметил этого. Его мысли были заняты далеко не рыбалкой.

Его мускулистое тело, благодаря которому он заслужил титул лучшего атлета в колледже, с годами размякло и заплыло жиром. Кучерявые волосы и жесткая, как проволока, борода поседели, но в темных глазах все еще ярко пылал революционный запал, как и тридцать лет назад, когда он высадился в горах Сьерра-Маэстра.

Одет мужчина был просто: бейсболка, плавательные шорты, старые кроссовки и солнцезащитные очки. Из угла рта свисал окурок затухшей гаванской сигары. Фидель повернулся, прикрыв глаза от яркого тропического солнца.

– Ты хочешь, чтобы я забросил идею интернационализма? – строго спросил он, повышая голос, чтобы перекричать глухой шум спаренного дизельного мотора. – Чтобы я отказался от нашей политики распространения кубинского влияния за рубежом? Этого ты хочешь?

Сидевший в шезлонге Рауль Кастро приподнял бутылку пива.

– Ну, не то чтобы отказаться, но хотя бы положить конец нашим обязательствам перед другими странами.

– Мой брат всегда был закоренелым революционером. Что же заставило тебя внезапно изменить курс?

– Времена меняются, – просто ответил Рауль.

Всегда державшийся холодно и отчужденно в общественных местах, Рауль Кастро был остроумен в приватной обстановке и очень похож на старшего брата. Его гладкие черные волосы были аккуратно и коротко подстрижены, на хитром лисьем лице блестели темные глаза-бусинки. Коротенькие усы над верхней губой заострялись и заканчивались точно над уголками рта.

Тыльной стороной ладони Фидель смахнул с бровей несколько капель пота.

– Я не могу поставить на этом крест после того, как потрачены огромные суммы денег и пролито столько крови. И как поступить с нашими товарищами в Африке и обеих Америках? Отправить их на убой, точно так же, как и наших солдат в Афганистане?

– Цена, которую Куба заплатила за участие в революционном движении, перевешивает все возможные выгоды. Да, у нас появились друзья в Анголе и Эфиопии. Но что они смогут сделать для нас в ответ? Мы оба знаем, что ничего. Пойми же, Фидель, мы наделали ошибок. И пусть я буду первым, кто признает свои. Но ради бога, давай обойдемся малой кровью и вернемся к созданию великой социалистической Кубы, которой будут завидовать все страны третьего мира. Мы добьемся большего, если заставим их следовать нашему примеру, а не будем проливать ради них кровь наших людей.

– Ты просишь меня отвернуться от наших принципов и чести. Брат прислонил прохладную бутылку к вспотевшему лбу.

– Давай посмотрим правде в глаза. Мы отбрасывали свои принципы и раньше, когда это было необходимо в интересах революции. Если в ближайшее время мы не сумеем переключиться и оживить нашу загнивающую экономику, то недовольство людей может привести к беспорядкам, несмотря на всю их любовь к тебе.

Фидель выплюнул окурок за борт и жестом попросил матроса принести еще одну сигарету.

– Конгресс США хотел бы, чтобы люди повернулись ко мне спиной.

– Конгресс беспокоит меня вполовину меньше, чем Кремль, – сказал Рауль. – Куда ни посмотри – кругом предатели, состоящие на службе у Антонова. Я не могу доверять даже собственным охранникам.

– Когда я приду к соглашению с президентом и договор между США и Кубой будет подписан, наши ненадежные советские товарищи волей-неволей ослабят давление.

– Как же вы можете договориться, если ты всегда отказываешься сесть с ним за стол переговоров?

Фидель помедлил с ответом, раскуривая новую сигару, принесенную матросом.