— Нет, не все, Энгель…
Тот уже ничего не ответил Беку, только прикрикнул на парней, разозленный их нерешительностью:
— Берите и марш на склад! Ну, раз-два!
Быть может, в другой раз они с Беком как-нибудь и поладили бы, но только не сегодня. Капо ревира был пьян и зол. У капо ревира уже гуляли по жилам несколько лишних рюмочек, которые он успел пропустить. И за плечами у него слишком много лет лагерной службы, чтобы спокойно сносить окрики брадобрея Энгеля, который за здорово живешь затесался туда, где место людям совершенно иного покроя. Вот только что, подымая тосты за праздничным столом, в том числе и за свою должность — капо ревира, он насчитал восемь лагерных лет. Целых восемь лет. Великолепный юбилей! Как тут не умилишься за праздничной выпивкой выносливости гамбуржцев? Бог мой, ведь Освальд Бек их плоть от плоти. Старая это история, далеко отсюда портовый город, а тоска все та же. Разве капо ревира Освальд Бек не имеет права тосковать за проволокой в такой день? А тут является какое-то ничтожество, еле душа в теле, этот рыжий брадобрей — и что? Отрывает человека от выпивки ради какой-то посылки, вдобавок совершенно напрасно присланной номеру, которому место давно уже в крематории. Да еще покрикивает, словно имеет право поставить по стойке «смирно» его, капо ревира Освальда Бека, у которого за плечами восемь лет лагеря, сын на восточном фронте и загубленная жизнь. Дома его уже никто не ждет. Старуха умерла, сын — если не замерз под Ленинградом — попадет рано или поздно в руки большевиков. Не к кому старику возвращаться. Но здесь он — Освальд Бек, старый, опытный староста, которого сам господин комендант выделяет. И он не позволит этому цирюльнику издеваться над собой. Пока его рука способна поднять палку, пока он тот, кем является, — капо ревира. Перед вверенными ему людьми его не унизит ни один брадобрей и не настоит на своем.
— Постой-ка, Энгель. Не спеши, — медленно проговорил Освальд Бек, едва сдерживая бешенство. — Успеешь и ты пропустить несколько рюмочек шнапса. Но не раньше, чем сдашь посылку…
— Номера нет, посылка возвращается. Все! — со злостью выкрикнул рассерженный Энгель.
— Номер найдется, — невозмутимо процедил Бек. — Если тебе угодно, номер найдется.
— Когда? Через год?
— Нет. Сейчас. Сегодня. В этом заверяет тебя Освальд Бек. Понимаешь, что тебе говорит Освальд Бек? А теперь хватит верещать!
— Но как это…
— Пусть у тебя об этом голова не болит. Сказано, посылка будет вскрыта при номере.
И Бек подозвал Винярека, не обращая больше внимания на нытье капо Энгеля. Винярек довольно непринужденно подошел к своему шефу, держась огромной ручищей за шею. Он сунул ее за ворот расстегнутой на груди куртки и почесал плечо. Все в ревире знали, какой ценой Винярек добился права на эту фамильярную позу. Он пользовался этим правом с особым удовольствием. Винярек купался в блеске лагерной славы Бека, как малявка в чреве щуки. Он был сильный и знал об этом. Но знал также, что, попади он в каменоломню, через неделю станет слабым, как утопленник, извлеченный из воды.
— Пойдешь в крематорий, — сказал Бек.
— Слушаюсь, господин капо.
— Найдешь ребят из зондеркоманды, что были сегодня утром…
— Слушаюсь, господин капо.
— И поговоришь с ними…
— Слушаюсь, господин капо.
— Знаешь, что надо сказать?
— Знаю, господин капо.
ebooksa