Польские новеллисты,

— Его бросить так нельзя!

«Нельзя».

Мы словно по команде вскочили. На улице ветер дунул нам песком в глаза. Мы бросились в конюшню за лошадьми. На полдороге я схватил Рыжего.

— Слушай, за сколько мы туда доберемся лошадьми?

— Вообще-то там порядочный кусок дороги! — Рыжий задумался на минуту, потом сказал: — Подождем малость, а когда тот тин пойдет к ней, возьмем его мотоцикл.

— Рыжий… Ты что?..

— Ничего. Ничего нам не сделают. А в случае чего мы скажем, о какой мрази шла речь.

— Ладно, только бы свечи были.

Мы медленно пошли к дому Плата, проклиная песок, который свирепствовал на улице, вздымаемый этим адским грохолицким сирокко. Потом, когда уже показался дом, мы остановились.

— Давай лучше зайдем за те овины, — посоветовал Рыжий. — Там нас никто не увидит.

Мы стояли между двумя овинами и не могли дождаться, когда наконец тот придет.

— Я прямо-таки думать об этом не могу, — сказал я.

— Много дряни ходит по свету, — подумав, ответил Рыжий. Он был очень серьезным. Я тоже.

Осторожно я выглянул из-за овина.

— Идет.

Незнакомец загнал мотоцикл во двор, немного покрутился около него и вошел в дом. Рыжий зажег сигарету.

— Ну что, идем?

— Дай закурить, — ответил я. — Покурим, тогда пойдем.

— Ну, Плат ему даст, — задумчиво проговорил Рыжий. — Как приедем, скажем ему: «Плат, садись на мотоцикл и лети домой». — «Зачем?» — спросит. «Поезжай, посмотришь, что она там вытворяет». А если до него не дойдет, в чем дело, скажем ему прямо: «Элька тебе изменяет! Вот тебе мотоцикл, поезжай!». О Иезус, скажем ему сразу, прямо. Настоящие друзья так и поступают.

— Не хотел бы я быть на месте того.