Польские новеллисты,

ТАДЕУШ МИКОЛАЕК

После дождя

Прошел дождь; над деревьями поднимался пар. Я шел узкой, почти заросшей тропинкой, отделявшей старый лес от молодняка; под ногами негромко чавкал мокрый мох. В вещмешке у меня лежала бутылка спирта. Аппетитное бульканье поднимало настроение. Я шел, размышляя, как ухитриться незаметно протащить этот сосуд через линию охранения.

— Стой!

Я сделал полуоборот в сторону и бросился на землю. Сняв с предохранителя автомат и сжимая его в руках, замер. Все тихо: никто не стреляет, никого не видно.

Однако эта тишина отнюдь не придавала мне смелости.

— Эй, ты!

Я вздрогнул: казалось, заговорил куст можжевельника в чаще молодняка.

— Ты кто? Чего тебе? — спросил я, выждав минуту.

— Мне надо с тобой поговорить.

Я помедлил с ответом — говоривший не был, кажется, из нашего отряда.

Однако отступать мне не хотелось.

— Выходи!

— А стрелять не будешь?

— Если ты один — не буду.

Куст закачался, зашуршали капли дождя; на дорогу вышел мужчина в мокрой, изодранной одежде. На шее у него болтался старый двуствольный манлихер. Видя, что он смело идет в мою сторону, я поднялся с земли и встал за старую сосну. Я не потребовал, чтобы он бросил оружие, но и навстречу ему не вышел. В трех шагах от меня он остановился. Это был среднего роста, плечистый мужчина. Прикрытые рваным беретом волосы, брови, ресницы, давно не бритая щетина — все у него было огненно-рыжего цвета, и даже кожа была какая-то меднокрасная.

— Тебе чего?

— Ты должен мне помочь. Я понимаю, что кажусь тебе идиотом, но… — темно-карие глаза его были воспалены и полны покорного ожидания.

— Что значит — должен помочь? У тебя что, телега с навозом застряла, что ли?

— Не сердись, — проговорил он. — Я знаю, откуда ты, недавно я видел тебя, когда ты был в дозоре. Очень тебя прошу. Пойдем со мной, я тебе все покажу и расскажу. Это недалеко.