Сдвинутый светильник. Переосмысление ключевых евангельских событий

В 40-м же псалме прямо упоминается Велиал – одно из имен злого духа, по-древнееврейски означающее «лишенный высоты», «не восходящий» или же «сбросивший иго». Как главный противник Христа, Велиал (или «Велиар») упоминается в посланиях Павла:

…Что общего у света с тьмою?

Какое согласие между Христом и Велиаром?.. (II Кор. 6, 14–15)

В 40-м псалме ненавистники Праведника надеются, что именно «слово Велиала» (темное заклятие, замысел злого духа) станет причиной того, что Праведник «не встанет более», то есть погибнет (ст. 9).

Но неужели князь тьмы строил свои планы, используя тексты Писания, опираясь на них? Да, уже пророкам и евангелистам было известно, что это так! Выступая против всего Израиля – народа Господня или же против отдельных праведников, дух-обвинитель ссылается на заповеди, нарушенные людьми (см. Зах. 3, 1–2; Иов. 1, 6–11). Вспомним, что и в пустыне, искушая Иисуса, он «основывается» на стихах из Писания, приводя их в подкрепление своих доводов (Матф. 4, 6). Выходит, что, пытаясь использовать мессианские пророчества в своих целях, дьявол только выжидал момент, когда ему представится возможность овладеть одним из ближайших учеников Мессии!

Чего же он намеревался добиться посредством этого ученика? Нам остается только догадываться и строить предположения. Он мог пытаться, например, уговорить Иисуса «пожалеть себя», как однажды уже пробовал через Петра (Матф. 16, 23); мог «вмешаться» в чудеса, творимые Мессией, чтобы дать его недругам новый повод для его обвинений: вспомним их утверждение, что Иисус якобы действует «силой князя бесовского» (Матф. 9, 34); мог способствовать заключению Мессии под стражу, чтобы лишить его возможности воздействовать на людей; мог настроить врагов Иисуса на убийство исподтишка – путем своего рода «теракта». В общем, враг мог добиваться самого разного, чтобы избежать одного-единственного: публичной казни Праведника! Ведь именно такая казнь, согласно пророчествам, давала Иисусу прямую возможность взять на себя всеобщий грех – и искупить его!

Смешение чистого с нечистым

Какой же момент выбрал сатана, чтобы войти в Искариота, который, как мы видели, уже заранее был выбран им в качестве нечестивца, склонного к предательству? Известно, что наиболее широко открыты для воздействия темных сил те ситуации, когда нечистое вторгается в сферу чистого, оскверненное – в область сакрального.

Одним из самых святых обрядов, предписанных Торой, было вкушение пасхального агнца, совершаемое в память исхода израильтян из египетского рабства (Исх. 12, ст. 14–17, 42). Именно пасхальную трапезу вкушал Иисус с двенадцатью учениками, когда протянул Иуде кусочек хлеба (опреснока) – Матф. 26, 18–23; Иоан. 13, 21–27. Не очистившие себя перед праздником не допускались к вкушению этой величайшей святыни. Для неочистившихся даже был назначен другой день вкушения агнца – через месяц после общего празднования (Числ. 9, 9–11).

И вот именно во время Тайной вечери («тайной» она названа, поскольку община Иисуса совершала пасхальный обряд втайне от окружающих, по ессейскому, а не по фарисейскому календарю – на день раньше, чем большинство находившихся в Иерусалиме – ср. Матф. 26, 18–20 с Иоан. 19, ст. 14, 31) Искариот, по замыслу Учителя, должен был прийти в такое состояние, чтобы в него мог войти сатана. Для этого он внутренне «сыграл роль» отступника и предателя – очевидно, соответственно настроив мысли и чувства.

Сколь же огромную выдержку и какие особые умения должен был проявить в этот момент ученик! Какой самоотверженностью сопровождалось «принятие в себя» сатаны, сопряженное с непредставимыми для нас страданиями! Как подготовился к такой жертве Искариот – и как ему удалось безропотно и преданно эту жертву принести?

О том, что ученик к этому времени уже всецело вошел в роль предателя, свидетельствовал сам Иисус такими словами:

…Вот, рука предающего меня со мною за столом… (Лук. 22, 21)

Не значит ли это, что Искариот уже целиком и полностью сосредоточился на мыслях о предательстве? Не описано ли в приведенных словах Иисуса именно внутреннее состояние Искариота? Как же сумел ученик в совершенстве сыграть роль «предающего» – скрыть внутреннюю верность и чистоту за завесой темного замысла, злых намерений?

Как раз такое сочетание несовместимого – святости и злодейства, верности и отступничества, сакрального таинства и оскверненности сердца – и позволило князю тьмы войти в Искариота.

Вчитаемся снова, как это произошло. На вопрос припавшего к его груди любимого ученика (Иоанна) о том, кто же предатель,

Иисус отвечал: тот, кому я, обмакнув кусок хлеба, подам. И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту.

И после сего куска вошел в него сатана. Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее. (Иоан. 13, 26–27)

Обмакивание хлеба (пасхального опреснока) в блюдо с растертыми в воде горькими травами (רורמ <маро́р>) составляло центральный обряд сакральной трапезы. Опреснок («хлеб бедности», которым питались в египетском рабстве) обмакивался в марор, символизировавший горькую жизнь порабощенных, – это была кульминация воспоминаний о тех страданиях, от которых Господь избавил народ. Обряд обмакивания должен был сопровождаться особо благоговейным настроем, вознесением Богу благодарности за исход из Египта. Вот в этот самый момент Искариот, по всей видимости, и сумел сознательно наполнить свое сердце совершенно противоположными мыслями и чувствами, давая тем самым возможность сатане осуществить свой замысел.

Но как же тогда понимать сказанное у Иоанна: