– Гениально! – пришла в восторг Краузе. – Побольше импровизации, начали.
Я откашлялась, Роза кивнула.
– Здрассти, – прокряхтела я, – меня зовут Фира! Я работаю поваренком у кота Альберта Кузьмича. Я черная мопсиха.
– Стоп, – скомандовала Краузе.
– Что не так? – спросила я.
– Черная мопсиха, – повторила оператор и сценарист в одном флаконе, – это не политкорректно.
Я опешила.
– Что?
– Нас растопчут хейтеры, – вздохнула Краузе, – забьют аккаунт сообщениями о дискриминации собаки.
Я окинула взглядом толстенькую улыбающуюся Фиру.
– Да уж, она совсем затравленная. Хорошо, скажу иначе.
Краузе кивнула, и я закряхтела:
– Здрассти, меня зовут Фира. Как вы видите, я афромопсиха.
– Стоп! – велела Роза Леопольдовна. – Нельзя говорить афромопсиха! Так только о людях выражаются. Лично я не понимаю, по какой причине придумали это «афро», нужно просто говорить: американец, немец, россиянин. Зачем подчеркивать – афро? Человек, и все! Давай еще раз!
– Здрассти, – закряхтела я, – меня зовут Фира. Я мопсиха и очень горжусь своей шубкой из меха цвета угля.
– Стоп! – подпрыгнула Краузе.
– Прилагательного «черная» и приставки «афро» я не произнесла, – удивилась я. – Теперь что?
– Шуба, – закатила глаза Роза Леопольдовна. – Нас раздерут в клочья защитники животных. Слов «шуба», «мех» лучше не упоминать.
– Но это ее родная шерсть, – возразила я, – она с ней родилась!
– Все равно, – уперлась Краузе, – к нам могут придраться! Говори по-другому. Начали.