– Вы свободны. Понадобится некоторое время, чтобы составить текст, который не вызовет порицания ни у одного подписчика. Неосуществимая задача! И мне все равно, какой цвет кожи и национальность у человека и какое имя он носит. Главное, злой он или добрый, врун или честный, негодяй или порядочный. Все остальное не имеет значения.
Глава двадцать первая
– Вера умерла? – ахнула Елена Яковлевна. – Господи! Ой, как жалко ее! Молодая еще!
Я ожидала от нее других слов, поэтому удивилась и спросила:
– Вы с ней дружили?
– Нет, – поморщилась Елена, – не люблю глупых баб, которые за артистами хвостом бегают. Цветы притаскивают, шоколадки и от счастья в обморок валятся, если им программку подпишут. Знаете сколько таких?
– Наверное, много, – предположила я.
– У служебного подъезда, через который, прости господи, звезда входит-выходит, они толпой стоят, – вздохнула Елена, – хоть из шланга их поливай, не уйдут. Ладно бы молодые и глупые. Хотя и их предостаточно. Когда у нас какая-то жуткая молодежная певичка выступает, из современных, у кого ни голоса, ни слуха, одна фанера, тогда стадо ее безумных фанаток галопирует. Ну просто свиньи! Окурки на асфальт бросают, бутылки, матерятся.
Елена понизила голос:
– Но хуже всех рокеры. Пару лет назад состоялся концерт мужика, забыла, под какой кличкой он работает! Уже немолодой, потасканный, приехал подшофе. Группа с ним, девица на подпевке, музыканты и какие-то грязные подростки. Меня удивило, что кофры с одеждой не принесли, сумки притащили, типа спортивные. Я вообще-то не капельдинер, а старший администратор. Программки продаю, зрителям помогаю, когда билетеров не хватает. А те постоянно увольняются, зарплата такая, что на пакет молока не хватает. Только пенсионеры и просятся к нам, да владелец клуба решительно против них настроен: «Не нужны мне мумии, ищите молодых». И кто пойдет за копейки вечером на дверях стоять?
Елена Яковлевна махнула рукой.
– Вот мне и приходится за всех пахать. Рокер тот на сцену вышел таким же грязным, каким приехал, не переоделся. Коньяка хлебнул, и вперед. Песни – мат сплошной. Брюки снял, задницу залу показал. Зрители ему под стать, бьются в восторге. Знаете, к нам не один раз Кобзон приезжал. Всегда переоденется в концертный костюм, улыбается, интеллигентный человек. С ним балет. Помню, как Иосиф Давидович вышел за кулисы на пару минут, пока танцевальный номер шел, он стоял спокойно, потом посмотрел на свои туфли и попросил помощника: «Дайте мне платок». И наклонился, вытер ботинки, потому что они слегка запылились. Вот это уважение к сцене, к зрителям. Со всеми он был на «вы». После концерта в гримерке чаевые оставил для уборщицы, но грязи никакой. А рокер!
Елена Яковлевна закатила глаза.
– Видели бы вы, во что он гримуборную превратил! Стыдно сказать. Вышел после концерта, девки ему на шею кидаются, он их такими словами послал, автографа никому не дал. А Кобзон всегда с поклонницами разговаривал, каждой улыбался, у него с собой диски были, открытки. Если кто подписать программку попросит, он не откажет и подарок сделает. Когда телефоны с камерами появились, сниматься соглашался. Я видела, что Иосиф Давидович устал. Легко ли сольник отпеть? Но он настоящий артист, ради зрителя о себе забывал. От него никто не уходил обиженным.
– У Фединой много поклонников было? – вернула я Елену Яковлевну к нужной теме.
– Зал всегда был полон, она хорошая скрипачка. А постоянных зрителей человек десять, – ответила та, – все вежливые, с цветами. На улице у дверей не прыгали. После концерта вручали букеты. Алла, как Иосиф Давидович, была со всеми приветливой. И тоже чаевые оставляет на столике. Мне лично конвертик вручает, правда, просит: «Еленочка Яковлевна, не пускайте никого в мою гримуборную. Только Веру. У меня после выступления сил на общение нет, но ее обижать не хочу». Но к Фединой и не рвались. Одна Арамакина с идиотским тортом являлась! Так и подмывало ей сказать: «Отстань от Фединой. Ей дурацкие торты не нужны». Но я ничего не говорила. Мне Алла нравится, она талантливая, воспитанная. Почему Федина Арамакину из всех выделяла? Не знаю, но если она это делала, значит, была причина. А меня от Веры просто тошнило!
– Почему? – удивилась я.
– Вера так поклонялась Алле, – поморщилась собеседница, – чуть ли туфли ей не целовала. Сначала я думала, что фанатке лет шестьдесят. Потом выяснила: ей слегка за сорок! Ну разве можно так себя запускать?
– Вера плохо выглядела? – задала я вопрос.
– На голове будто кошки дрались, волосы на бигуди накручены, прическа из моего детства, – поморщилась Елена, – всегда в длинной юбке ходила, в уродских туфлях, на чемоданы похожих. Медленно двигалась, тихо говорила. А сумка!