Исчезновение

– В чем дело, Френсис? Ты никогда так не делала. Что случилось? – встревожилась она.

– Если она будет продолжать в том же духе, то отгрызет себе палец, – заметил Кит.

– Спасибо, Кит. Так что случилось, Френсис?

– Ничего. Я не знаю… – ответила Френсис, больше всего на свете желая выложить все как есть, но она не могла предать Вин и Иоганнеса.

Мать бросила на нее пристальный взгляд, которым, казалось, просверлила ее насквозь, и Френсис опустила голову.

После того как они поели, Френсис пришлось надеть хлопчатобумажные перчатки, в которых ее мать занималась уборкой, и не снимать их даже в кровати, чтобы перестать калечить свои пальцы. От перчаток неприятно пахло уксусом, и Френсис долго лежала без сна, напряженная и несчастная. Она никак не могла понять, что произошло этим летом: почему веселье обернулось грустью, почему ей казалось, что Вин очень далеко, даже когда она была с ней в одной комнате? Ночью Френсис приснился плохой сон, и она обмочилась. С ней уже много лет такого не бывало, и она сгорала от стыда. Френсис отнесла простыни вниз под навес и попыталась их постирать. Вскоре появилась мать.

– Ради бога, что ты задумала, Френсис? – спросила она, и Френсис разрыдалась.

– Господи, дорогая моя, успокойся.

Мать с озабоченным видом обняла ее. А Френсис рыдала и не могла остановиться, понимая, что все изменилось и уже никогда не будет прежним. И очень скоро произойдет еще что-то более ужасное.

9

Воскресенье

Седьмой день после бомбардировок

Френсис проснулась с тяжестью в желудке и раскалывающейся от боли головой. Ее преследовали воспоминания, как прошлой ночью она поцеловала Оуэна и он ее снова оттолкнул. Френсис чувствовала себя бесконечно одинокой. Ей трудно было поверить, что она превратилась в женщину, которая напивается и бросается на шею к женатым мужчинам. Как теперь она сможет видеться с Оуэном и получится ли у них вернуться к прежним отношениям после всего, что случилось? Френсис осторожно поднялась и села на кровати. Не было никаких женатых мужчин, подумала она, пытаясь найти себе жалкое оправдание. Только Оуэн. Френсис снова закрыла глаза, со стыдом вспоминая, что люди видели, как он вывел ее из паба, пьяную, спотыкающуюся на каждом шагу. Кроме того, в пабе был ее отец. Френсис медленно оделась, стараясь как можно меньше двигать головой. Чувствуя себя глубоко уязвленной, она пыталась не думать ни об Оуэне, ни о его прикосновениях, ни о вкусе его губ.

«Посетите те места, где бывали в детстве», – сказала ей Каммингс. Старый лепрозорий, госпиталь, где лежит тот человек, и вот теперь еще Уорли-Вейр. Френсис задумалась. Должна же быть какая-то причина, по которой она избегала этого места после летней вылазки с семьей Хьюз. Отстранялась от самой мысли о нем. Ей нужно пойти туда и попытаться выяснить, в чем причина. Она должна знать правду, какой бы чудовищной она ни была. Если убийца знал ее и следил за ней, то она, в свою очередь, тоже его знала. Френсис остановилась, поймав свое отражение в зеркале. Под глазами пролегли тени усталости, уголки рта опустились, из-за чего лицо имело печальное выражение, почти горькое. Ее забота о Дэви, жизнь на ферме «Топкомб» и замужество, спасительная монотонность повседневной жизни и даже Вин, далекая, почти забытая, – все, что ее защищало, теперь ушло. У нее не осталось никакого прикрытия, она оказалась беззащитна. Единственное, что она могла сделать, – это узнать, какова же была ее роль во всем этом. Она должна была понять, почему чувствовала этот невыносимый стыд – был ли он вызван лишь ее предательством Иоганнеса, или за ним скрывалось что-то еще?

Церковные колокола пробили десять часов, пока Френсис ждала на развалинах Парфитт-Билдингс, неподалеку от Бичен-Клифф-Плейс. День был прохладный и ясный, низкое солнце слепило глаза. Наконец появилась Нора Хьюз, она медленно шла по дорожке с корзинкой для покупок на руке. Френсис надеялась увидеть рядом с ней и Дэви, но его не было. Возможно, он вообще пока не выходил из дома. Она тихо последовала за Норой и, как только они оказались на Холлоуэй, коснулась ее руки. Нора тихонько вскрикнула от неожиданности и обернулась.

– Френсис! Господи, как ты меня напугала!

Нора прижала руку к груди, и стало слышно ее хриплое дыхание. Лицо у нее было серое, а веки воспаленные. Френсис забеспокоилась, что ей нездоровится и что Дэви может остаться без опеки.

– У меня сердце в пятки ушло.

– Простите, миссис Хьюз, я не нарочно, – сказала Френсис. – Я лишь хотела спросить, как дела у Дэви.

– Ой, с ним все хорошо. – Нора улыбнулась. – Такой милый малыш. Он уже вставал, ходил. Правда, он очень тихий. Ну, как всегда, впрочем.