Она на цыпочках подошла к двери, повернула ручку и толкнула ее.
Когда дверь со скрипом открылась, у Френсис от страха свело желудок. Вин охнула и замерла, словно произошло что-то страшное; и в тот же миг Френсис увидела его: бледное лицо, измазанное кровью, с широко раскрытыми глазами и синюшными кругами под ними. Он возник из ниоткуда в маленьком грязном окошке рядом с дверью, и Френсис показалось, что сердце ее сейчас остановится. Вин в нерешительности повернулась к ней, и тут же обе они заметили какое-то движение внутри: тощая фигура, быстрые шаркающие шаги.
Вин с визгом бросилась обратно к ограде и начала карабкаться по плющу. Френсис хотела последовать за ней, но ее тело вдруг стало непослушным и вялым, а ноги словно налились свинцом. Ей все же удалось перебраться через ограду, и все время казалось, что призрак вот-вот затянет ее обратно. Спотыкаясь, она последовала за Вин через кладбище. Они бежали по Холлоуэй до тех пор, пока у них окончательно не сбилось дыхание, а потом, пытаясь отдышаться, стояли в тени большого пивоваренного завода в Беар-Флэт. Френсис заметила, что обмочила трусики, и ее затошнило от стыда. Вин выглядела виноватой.
– Не волнуйся, – сказала она. – Мы подождем здесь, пока они высохнут. Я никому ничего не скажу.
Будто это было самое худшее из того, что произошло.
Призраки приходили к Френсис во сне всю оставшуюся неделю: они набрасывались на нее из-за дверей и надгробий, а однажды даже из-под ее парты в школе. Она просыпалась, кричала, звала отца, который, как ей казалось, больше всего знал о таких вещах, но его не было рядом. Его отправили на войну, потому что возраст призывников был увеличен до пятидесяти лет. Мать изо всех сил старалась успокоить дочь, но ей тоже не спалось без мужа, а днем она или вовсе молчала, или была очень немногословной.
– Неужели ты не можешь наконец повзрослеть и перестать ее расстраивать? – прошептал Кит, когда их мать сидела за кухонным столом и плакала. – Ты больше не ребенок. Попробуй для разнообразия подумать о ком-то, кроме себя.
Френсис чувствовала себя уязвленной, потому что, как ни старалась, не могла справиться со своими ночными кошмарами. И она не понимала, почему ее мать всегда теперь выглядела такой расстроенной. Френсис скучала по отцу, но она не боялась за него. В ее глазах он был героем, который вернется с победой, когда война закончится. И случится это очень скоро, все так говорили.
Биллу Хьюзу было пятьдесят два года, поэтому на войну он не ушел.
– Жаль, что твой отец слишком стар, чтобы сражаться с фрицами, – однажды сказала Френсис, когда они шли с Вин в школу.
Вин искоса взглянула на нее и насмешливо хмыкнула. Несмотря на то что отец часто бил ее и всегда из-за чего-то злился, она его любила. Френсис поспешно добавила:
– Я только хотела сказать… Он же такой сильный. И… любит драться, ведь правда? Он был бы отличным солдатом, сражаясь с фрицами.
Вин на мгновение задумалась, а потом ухмыльнулась, показав щель между передними зубами.
– Да уж, им бы от него досталось, – согласилась она.
Вин, казалось, совершенно забыла о том, что произошло в лепрозории, в отличие от Френсис. И хотя Френсис пыталась во всем подражать своей подруге, однако забыть о посещении лепрозория она не могла. Ей приходилось проходить мимо этого места каждый раз, когда она хотела подняться в Беар-Флэт или к садам Магдалины. И она все еще видела призрака в своих снах.
В те выходные на Холлоуэй должны были состояться гонки на картах, и Френсис с Вин пошли посмотреть. Клайв помог Оуэну смастерить карт из деревянной тачки. Колеса от детской коляски они купили у торговца металлоломом, а настоящее рулевое колесо стащили с небольшой, наполовину затонувшей лодки в канале по пути в Батхэмптон.
– Разве это воровство, если оно никому не нужно? – весело сказал Клайв, когда миссис Хьюз осуждающе приподняла бровь.
– Твой карт точно самый лучший, – сказала Френсис Оуэну.
На самом деле карт Кита выглядел более изящным, но ей не хотелось это говорить, с некоторых пор Френсис перестала ощущать себя преданной сестрой. И предпочитала Оуэна собственному брату.
– Мой точно победит, – сказал Оуэн, гордо скрестив руки на груди, когда Клайв затянул последний винт.