— Именно так, Октавиан, — спокойно подтвердил советник. — Вы вправе прервать это вопиющее нарушение условностей в любой миг, и я с позором отправлюсь в тюрьму… или даже на плаху. Но мне всегда казалось, вы умнее. Мне думалось, вы тоже устали играть по унылым придворным правилам — они слишком тесны для вас.
— Не мною и не вами придуманы эти правила!
Октавиан также повернулся и недоверчиво посмотрел на того, чье лицо было так похоже на его собственное. Если говорить откровенно, в глубине души он искренне любил кровного брата, а до восьми лет, в самом нежном возрасте, еще и почитал его, как престолонаследника и будущего лорда. Авторитет Лукреция в сердце правителя был велик. Тем не менее, царящая в столице атмосфера бесконечных интриг и непрекращающаяся закулисная борьба за влияние давно отучили Октавиана доверять людям, а тем паче верить в искренность их побуждений.
В этом застывшем в правилах городе масок так сложно было открыться и довериться кому-то… Сам он долгие годы вынужден был тщательно скрывать свои чувства, прятать их глубоко: общение инфанта с опальным старшим братом было ограничено и помимо его воли постепенно сведено на нет. Последние десять-двенадцать лет Лукреций и вовсе практически не появлялся во дворце, и Октавиан лишь изредка мог видеть его на расширенных заседаниях городского Сената, куда, согласно протоколу, приглашался инфант и все члены августейшей фамилии, а также представители всех знатных семейств.
Видеть мельком, бросать острожные краткие взгляды, избегая ненароком встретиться глазами… неся себя так высоко, как и приличествовало будущему правителю Аманиты.
Октавиану было вовсе не по душе такое положение вещей, и собственная холодность порой становилась невыносима, но положение, как говорится, обязывало. Статус предписывал соответствовать, неукоснительно соответствовать проклятым образцам и эталонам, доведенным уже до абсурда. Престолонаследник не имел права, не имел привилегии иметь своё мнение, а тем более выражать его вслух.
И год за годом он, как и все вокруг, сдерживал мысли и эмоции, глубоко прорастая внутрь себя. Так пустынное растение глубоко запускает корни в землю, оставаясь практически незаметным на поверхности. Жестокое, но необходимое условие выживания в этой идеальной, искусственно созданной и тщательно поддерживаемой действительности, в реальности которой лорд иногда начинал сомневаться. В прекрасном городе, где холодная вежливость была хуже откровенной, честной вражды. В пуританском обществе, хронически больном белой горячкой этически безупречных мертвых идеологий.
И вот теперь… Лукреций решился быть откровенным, рискуя слишком многим, чтобы это могло быть фальшью, политической игрой. Октавиан высоко оценил подобную неожиданную откровенность — и смелость. Брат сделал первый шаг навстречу после столь долгого отдаления и молчания.
Нет, невозможно сейчас оттолкнуть его. Невозможно ему не поверить.
Он так устал никому не доверять.
— Алмазный лорд… — тем не менее, с раздражением повторил правитель, испепеляя единокровного брата взглядом. Но тот больше не опускал головы. — Вы тоже смеете величать правителя Ледума этим громким титулом, а сам Ледум в моем присутствии именовать второй столицей?
— Простите мне эти невольные глупые оговорки, милорд.
Октавиан Севир, задумавшись, поднял глаза на высокие витражи с гербами Аманиты: Червленые Розы о пяти лепестках сияли в свете проходящего сквозь них солнца.
Не сравнить эту роскошь с болезненной бледностью лилейных гербов Ледума! Да ещё и корни тех дьявольских растений нахально ползут прямиком в небо, словно насмехаясь над догматами Церкви.
За любовь к ярким пурпуровым цветам в официальных хрониках Аманиту иногда возвышенно именовали Островом Роз. Разумеется, никакой воды в окрестностях столицы, равно как и в других городах Бреонии, практически не было. Но метафоричное упоминание это служило символом изобилия и благодати.
Розы — благородные королевы цветов. Любимые дети геральдики, с далеких времен розы являлись олицетворением красоты, верности и одновременно блистательности. Глядя на них, сердце наполнялось гордостью, а в памяти невольно всплывало великолепие прежних побед.
Побед, заслуженные результаты которых у них сумели украсть.
— Может, ещё и белым демоном его назовёте, вслед за нашими церковниками? Немыслимо…
Советник вновь молча поклонился.
— Ума не приложу, где лорд Эдвард раздобыл все свои могущественные алмазы, — в недоумении проронил глава Первого дома, — знаменитые древние алмазы. Где он отыскал «Властелин»? В прежние времена правители Ледума, уж конечно, не располагали столь редкими драгоценностями. Даже в сокровищницах Аманиты едва ли соберется такое количество легендарных камней прошлых эпох. Воистину, в этом есть какая-то демоническая тайна.
ebooksa