2
Центр Парижа. Синий летний вечер. Довольно‑таки людная для этого времени улица Бонапарта.
За скошенным зеркальным стеклом окна в медной раме теплый свет ласкает пожелтевшие фрагменты папируса. Египетский свиток, развернутый на коричневом бархате, сильно испорчен, с рваными краями, но текст, написанный блестящими черными и винно‑красными чернилами, течет по нему с каллиграфической грацией. Его границы расписаны миниатюрными изображениями музыкантов и обнаженных танцовщиц.
На приколотой к бархату карточке от руки написано, что свиток представляет собой вариант песни арфиста времен XIII династии: «Жизнь коротка, о прекрасная Нефер. Не сопротивляйтесь, давай воспользуемся этим мимолетным часом…». Папирус не представляет собой музейную редкость, но все же достаточно редкий, чтобы оправдать ту высокую цену, которую запросил торговец.
Человек, который так пристально разглядывает папирус сквозь стекло, не похож ни на туриста, ни на голодного студента. Впалые щеки, подбородок покрыт темным пушком, черные сальные волосы недостаточно длинные для торчащей косички, остатки костюма из дорогой ткани, тощая талия – бродяга, явно знававший лучшие дни. Владелец магазина, несколько раз недовольно посмотрев на оборванца, решил, что с него довольно. Этот тип в течение последних трех вечеров часами торчал у витрины, отпугивая своим видом потенциальных покупателей. – Хорошо одетые мужчины и женщины ускоряли шаг, проходя мимо открытой двери магазина. Терпение у хозяина кончилось, сколько можно? И он накинулся с руганью на бродягу:
– Пошел прочь отсюда. Нечего тебе здесь порядочным людям глаза мозолить. Убирайся!
– Это что, ваш тротуар, мой дорогой? – Бродяга демонстративно огляделся.
– Ты хочешь на нем поваляться? Будишь разговаривать, могу тебе это устроить. Лучше убирайся по‑хорошему!
– Да пошел ты в задницу. – Бродяга вновь спокойно изучал папирус.
Мясистое лицо хозяина покраснело, кулаки сжались. Он не сомневался, что мог бы сбить парня одним ударом, но насмешка на лице бродяги заставила его остановиться. Зачем рисковать судебным процессом? Через пять минут флики утащат этого типа в приют. Резко повернувшись, зайдя в свою лавку и закрыв за собой дверь, он приложил руку к комлинку в ухе.
Бродяга наблюдал за его действиями и ухмылялся. Затем бросил быстрый взгляд своих темных глаз в сторону женщины и длинноволосого, крепкого парня в черном пиджаке. Они находились недалеко, на другой стороне улицы и вот уже второй вечер, как он заметил, вели за ним наблюдение.
В вечерней тишине, издалека послышался звук полицейской машины. Чья‑то рука коснулась рукава бродяги, он его отдернул и отшатнулся.
– Не бойся. Все хорошо. Мы можем тебе помочь. – Это была высокого роста женщина, с круглым загорелым лицом, с высокими славянскими скулами и серыми миндалевидными глазами под тонкими бровями. Белокурые волосы, прямые и распущенные, ниспадали до пояса ее белого хлопкового платья. Она была мускулистой, длинноногой, красота ее была красотой хищника.
– Я не нуждаюсь ни в чьей…
– Они уже почти здесь. – Она кивнула головой в сторону приближающейся полицейской машины. – Мы можем помочь тебе, или предпочитаешь отправиться в полицию?
– Помочь? И чем же?
– Всем. Еда, кров над головой, товарищи, ну и так далее. Ты не должен нас бояться. – Ее голос был низким, убеждающим. Она вновь коснулась его рукава, сжала грязную ткань бесцветными пальцами, мягко потянула. – Не позволяй им забрать тебя, цени свободу.
– Ну, и куда идти? – Он принял решение.
– Давай за мной. – Вступил в разговор длинноволосый и развернувшись пошел вперед по улице. Женщина, удивительно крепко обхватив локоть бродяги, повела его следом.
Когда полицейский фургон остановился перед магазином и его окружили любопытные зеваки беглецы уже исчезли, нырнув во двор.
ebooksa