Венера Прайм,

22
18
20
22
24
26
28
30

Из темноты возникло пыточное колесо и с ним голоса:

– Она могла бы быть величайшей из нас, а она сопротивляется нашему авторитету.

– Уильям, она ребенок, ведь чтобы сопротивляться нам, нужно сопротивляться знанию.

Колесо вращалось, голоса переходили в вой. Сердце Спарты бешено колотилось, сотрясая ребра и матрас под ней. Страшная вонь заполнила ее ноздри – смесь прокисших овощей с кошачьей мочой. Черные полосы, черные кривые, черные пятна, движущиеся изменяющиеся – тигр пробирается сквозь высокую траву.

Она в ужасе села и с трудом подавила, вырывающийся из груди, крик. Усилием воли был восстановлен контроль над дыханием, пульс замедлился, пыточное колесо и воображаемая вонь исчезли. Остались знакомые запахи каюты. Пахло человеческим по́том, смазочным маслом, к этому примешивался аромат цветов Хо́йи – гордости Порт‑Геспера. Лоза выращивалась в условиях микрогравитации под постоянно движущимся, запрограммированным источником света. Цветы Хо́йи, помпоны из розовых бархатных звездочек, цеплялись за потолок комнаты и пахли только ночью. Если не случится еще одной чрезвычайной ситуации, подобной той, что привела ее на поверхность Венеры, это будет ее последняя ночь в Порт‑Геспере.

Она скучала по Блейку Редфилду, от него не было никаких вестей, и вот вчера пришло непонятное послание, без подписи и без намека на глубокую привязанность: «Давай снова поиграем в прятки…»

Измученная, не надеясь уснуть, она откинула скомканную простыню и вышла на середину комнаты. Что‑то случилось, для кошмара должна быть причина. С минуту она стояла и прислушивалась…

Ее внутреннее ухо легко считывало информацию с вибрации стальных стен о всем, что происходило в данный момент на вращающейся космической станции.  В коридоре возле ее каюты никого слышно не было. Настроив зрение на инфракрасный режим, она осмотрела темноту вокруг себя – только светящиеся кабели в стенах, ни одно живое существо не проходило здесь за последний час.

Жизнь в Порт‑Геспере шла своим чередом. Большинство рабочих, находившихся в секторе Спарты, крепко спали; их дневная смена начиналась только через три часа. Диспетчеры, в куполе управления движением, следили за сотнями небольших кораблей и роботов‑спутников, заполнявших окружающее пространство. На другом конце станции, в двух километрах отсюда, Иштар Майнинг Корпорейшн и Лазурный Дракон двадцать четыре часа в сутки отправляли и принимали большие рудные челноки и управляли металлическими жуками, рыскающими по поверхности Венеры в поисках драгоценных металлов. Эти конкурирующие компании были экономической базой станции, смыслом ее существования.

Ее органы чувств не сообщали ничего необычного. Она заставила себя расслабиться. Угрозы не было, ничто внешнее не спровоцировало ужасный сон. Просто фрагмент ее разрушенной и погруженной в пучину памяти откололся и всплыл на поверхность.

Знаки … полосы тигра из кошмара были знаками табличек, сфотографированных на поверхности Венеры.

Она подошла к окну, повернула старомодного вида рукоятку, – ставень открылся и свет Венеры залил ее каюту. Глядя на крошечный мир из стекла и стали, почувствовала головную боль. Уперла большие пальцы в подбородок, потянулась ими за шею, массируя затылок кончиками пальцев. Это немного помогло. Направилась к шкафу, начала одеваться и собирать вещи – готовиться к предстоящему отъезду.

Между делом Спарта решила еще раз, более подробно рассмотреть эти иероглифы, едва не лишившие ее жизни. Пульт дистанционного управления экраном, висевшим на стене, лежал на прикроватном столике в двух метрах от нее. Но он ей был не нужен. Включились структуры, расположенные под ее диафрагмой, через лобные доли был послан приказ и настенный экран осветился. Еще один приказ и был выбран показ пресс‑конференции, которую проводили Форстер и Мерк в уютной гостиной Порт‑Геспера.

Форстер демонстрировал аудитории изображение, записанное камерой, дистанционно управляемой изнутри Ровера‑1, – колонны и ряды символов, глубоко врезанных в металлическую пластину.

Это были знаки, из которых состояла раскраска шкуры тигра из сна.

С экрана гремел уверенный в своей непогрешимости голос профессора Форстера:

– Тот, кто начертал эти таблички, написал сорок два четких знака, на три больше чем было в марсианском тексте, через минуту профессор Мерк представит свою интерпретацию полученных данных. А пока скажу, что я убежден, статистический анализ однозначно показывает, что двадцать четыре из этих знаков являются буквами алфавита. Из оставшихся восемнадцати, по крайней мере, тринадцать являются просто цифрами.

Тут Спарта, при желании, могла бы возразить. Алфавит? Система цифр? Статистический анализ может многое, но он не может выявить существование алфавита. Форстер выдавал желаемое за действительное.

– В заключение позвольте мне отметить, что природа этого места остается загадкой. У нас было всего несколько часов, достаточно только, чтобы увидеть, что пещерный комплекс был обширным и искусственным. Существа, построившие его, напичкали его сотнями предметов. Многие из них были реконструкциями или, возможно, прекрасно сохранившимися образцами, мумиями животных, совершенно чуждых нам, как вы видели. Но коллекционеры не оставили нам ни своих изображений, ни картин, ни скульптур. Прошу вас, коллега.

На экране появилось приятное лицо Мерка с его слегка рассеянным выражением. Спарте нравился Мерк, он казался не таким самовлюбленным, как дерзкий маленький Форстер. Такому высокому человеку, как Мерк, было легче быть вежливым, не напрягаясь для самоутверждения.