Венера Прайм,

22
18
20
22
24
26
28
30

– О Боже.

V

После нескольких недель в космосе, огромный пассажирский лайнер «Гелиос», работающий на термоядерном топливе, с пылающими иллюминаторами и стеклянными галереями для прогулок, мягчайшим толчком выводил себя на парковочную орбиту вокруг Ганимеда.

А во вращающемся, для создания искусственной силы тяжести, салоне – праздник: пассажиры болтают друг с другом, пьют из высоких бокалов золотое шампанское, некоторые пьяно танцуют под музыку корабельного оркестра. Рэндольф Мэйс, находившийся на лайнере, был убежден в том, что никто не узнал его и даже не догадывается о его присутствии. Он путешествовал инкогнито, чтобы ничто не мешало ему за всем наблюдать.

И слушать. Изгиб пола салона, предназначенный для создания искусственной силы тяжести для удобства пассажиров – комфортной половины земного тяготения, также создавал хороший, квази‑параболический отражатель звуковых волн. Люди, стоявшие друг против друга в цилиндрической комнате (вверх ногами по отношению друг к другу) могли слышать разговоры друг друга с совершенной ясностью.

Рэндольф Мэйс запрокинул голову и посмотрел вверх на потрясающую молодую женщину, Марианну Митчелл, которая на мгновение осталась одна прямо над его головой. В нескольких метрах от нее находился молодой человек, Билл Хокинс. И по его поведению было видно, что он собирается с духом, намереваясь подойти к ней.

Она, несомненно, была самой красивой женщиной на корабле – стройная, темноволосая, зеленоглазая, с полными губами, блестящими от яркой красной помады. Со своей стороны, Хокинс тоже был довольно привлекателен, высокий и широкоплечий, с густыми светлыми волосами, гладко зачесанными назад, но ему не хватало уверенности. За все время рейса ему удалось лишь несколько раз поговорить с Марианной. Он покидал «Гелиос» на Ганимеде и сейчас нужно было решаться на попытку серьезного разговора, другого времени у него не будет.

На большом плоском экране показывался проплывающий внизу  космопорт Ганимеда. Марианна рассматривала миниатюрные диспетчерские вышки, герметичные склады, мачты и тарелки связи, сферические топливные баки, порталы для шаттлов, курсирующих между поверхностью и межпланетными кораблями на орбите, – весь тот беспорядок, присущий любому  космопорту. На Кейли или Фарсайде Луны картина была практически такой же.

Она печально вздохнула. – Похоже на Нью‑Джерси.

– Прошу прощения? – Билл Хокинс взял бутылку шампанского и два бокала у проходившего мимо официанта и, отделившись от группы завсегдатаев вечеринок, наконец направился к ней.

– Разговариваю сама с собой, – сказала Марианна.

– Не могу поверить, что мне так повезло, что ты стоишь одна.

– Ну, вот уже я и не одна.

Он видел, что ее веселость была неискренней. «О чем с ним говорить? Ну обменяемся жизненными историями и что дальше?». Беседа явно не не клеилась.

– Надо же. Мне что – уйти?

– Ну почему же. И прежде чем ты предложишь, – сказала она, глядя на шампанское, – отвечаю, что буду рада попробовать.

Хокинс налил (настоящий продукт из Франции, отличный «Roederer Brut») и протянул ей бокал.

– Твое здоровье, – сказала она и отпила половину бокала.

Потягивая свой, Хокинс вопросительно поднял бровь:

– Тебе не нравится вид из окна?