— Не надо, — поддержал я Синицына. Собравшиеся на дороге подвинулись к нам поближе и внимательно прислушивались к спору. Благо, автомашин не было, и у них оставалась масса времени для пустопорожних разговоров. Очевидно, за два дня хлебоперевозок они уже успели переговорить обо всех своих домашних и соседских делах и теперь им было просто приятно, избрав мишенью пионерское звено, беззлобно позубоскалить.
— Не видишь, Силыч, — вмешалась полная доярка Анна, соседка Тарелкиной по двору. — На маскарад собрались.
— И не на маскарад, — сверкнула в ее сторону голубыми глазами Лена. Она готова была снова честно рассказать, зачем мы пришли на дорогу, но Генка потянул ее за косу. Тарелкина поморщилась от боли и сказала Синицыну, что он одно из двух: или еще не вышел из детского возраста, или просто ненормальный. Но Генка был доволен переменой разговора и даже не придал значения ее обидным словам. А я, сложив руки на груди, умоляюще посмотрел на Лену и попросил:
— Ну, подожди немножко, Лена. Это ж будет спектакль посмешнее «Ревизора».
Лена перебросила косу за плечо и, махнув рукой, перепрыгнула через кювет, присела на траву. Тут же к ней присоединилась Киреева. Светка что-то прошептала на ухо подруге, Тарелкина не дослушала ее, оборвав:
— Хватит сплетничать, Светка.
А подошедший к нам вплотную Силыч не унимался:
— И что ж это за игра такая? Посреди степу на такой жарище при такой пылище.
Слушая его заботливый голос, глядя на его морщины, можно было подумать, что это добрый старик и он искренне беспокоится о нашем здоровье. Но мы знали, что этот самый Силыч пришел собирать упавшее зерно не про черный день и вообще не от плохой жизни, а от скупости. Живут они вдвоем с бабкой в просторном доме. Дети у них взрослые, работают в городе. Так что жить бы им припеваючи, в своем садике-огородике копаться да книжки почитывать. Нет же. Обзавелись живностью. Благо, что разрешили иметь в личном хозяйстве свиней, овец, птицу.
Зная это, Генка не смог говорить со стариком на полном серьезе. Он ответил ему с подковыркой:
— А игра эта, дедусь, называется: кто смеется последним.
— Гена, — попросила его Киреева, — ты с ним так не разговаривай.
— Это почему же? — удивился Синицын.
— Я тебе потом скажу, — пообещала Света и снова наклонилась к уху Тарелкиной.
В это время показался столб пыли.
— Идет! — закричали мешочники и мы.
Машина приближалась по грейдеру. Там, впереди, ее должен остановить патруль Грачев. Я ждал, что машина остановится, но она стремительно приближалась к нам.
— По местам, — скомандовал я.
— Это же не наш участок, — запротестовал Синицын. — Что ж мы будем бегать туда-сюда, как…
— Не рассуждай, — нетерпеливо перебил я друга. — Встань впереди всех!