Застава в степи

— Не годится, — перебил я Мишу. — Напиши про наш поход.

— Уже писали к ленинским дням.

— Еще напиши. Возьми у меня вахтенный журнал. Там все есть.

— Ладно, — неохотно согласился Саблин. — Еще я написал про сад, вырезал из «Крокодила» карикатуру и еще сочинил стихотворение.

— Какое стихотворение?

— Про Фиделя Кастро, — смутился Миша.

То, что наш тихоня Саблин пишет стихи, мы знали давно. Но раньше он сочинял про степь, про лес, про небо, а теперь — про Фиделя Кастро. Это интересно.

— Читай! — приказал я.

Миша достал из кармана тетрадные листы, развернул их и начал читать:

ПИСЬМО ФИДЕЛЮ КАСТРО Наш друг и брат! Как хорошо, что к Маю Приехал ты в Советскую Отчизну. Теперь мы твердо знаем, Что вы идете к коммунизму. Так приезжай, Фидель, в наши станицы, Посмотришь, как цветет советский край. Подарим мы тебе отличную пшеницу, Которая дает богатый урожай. Пускай ее посеют ваши парни, И пусть она созреет в добрый час. И хлеб народ получит из пекарни, И добрым словом вспомнит нас. Еще, Фидель, мы очень бы просили, Чтобы от нас, отважных и умелых, От пионеров Ленинской России, Ты передал привет кубинским пионерам.

— Вот и все, — закончил Саблин, пряча листки в карман.

— Ну как? — спросил я у экипажа.

— Здорово! — единодушно сказала команда.

— Поместим в газете и пошлем товарищу Фиделю Кастро, — уточнил Генка.

После чтения стихотворения я разрешил всем сесть, и мы начали обсуждать, как пойдем послезавтра на первомайскую демонстрацию. Кем быть, мы решили сразу — космонавтами и кубинцами. Но вот кого сделать Гагариным и кого Фиделем? Ленка рассмешила всех. Она предложила поручить роль Юрия Гагарина Светке Киреевой! И почему бы вы думали? Только потому, что Светкин папа был майором авиации и служил когда-то в одной части с космонавтом номер один.

Ну, конечно, ее предложение с треском провалилось. Хотели выдвинуть меня. Но тут же отказались: во-первых, для Гагарина я очень толстый, и меня будет тяжело нести в ракете, во-вторых, шахматами я интересуюсь больше, чем полетом в космос, и, в-третьих, нельзя же все главные общественные нагрузки отдавать одному человеку.

— Меня, — услышал я жаркий шепот своего друга. — Выдвинь меня.

Лицо у Генки было почти такое же красное, как галстук, а глаза светились, как у нашего Мурзика, когда он смотрит на мясо или колбасу. «А почему бы, на самом деле, не Синицына?» — подумал я, вспомнив, что в тот апрельский день он первым прибежал в школу и сообщил о полете космического корабля «Восток» вокруг Земли. И потом, надо честно сказать, наш боцман, хотя и любит море, главным для себя считает космос. Не на словах, а на деле. Недавно он признался мне, что хочет после первомайской демонстрации запустить в небо ракету, ту самую, которую смастерил с дядей. Правда, я мало верил в то, что она полетит; ведь все предыдущие его ракеты, а их было, чтоб не соврать, штук двадцать — отказались взлетать. Из чего только Генка не мастерил их: из бронзовых и латунных труб, из кровельного железа, даже одну деревянную сделал… Заправлял он ракеты то керосином, то бензином, то какой-то селитрой, даже охотничьим порохом. Но все было напрасно.

— У меня скафандр… настоящий, — теребил меня Генка.

Я постучал крышкой парты и, когда все утихли и обратили на меня внимание, предложил:

— Гагариным выберем Синицына. Тихо! Сам знаю, что у него тройка за контрольную по арифметике. Но он ее уже закрыл. Генка самый легкий в классе, и его нетяжело будет нести в ракете, а потом у него есть настоящий скафандр.